Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [49]

Шрифт
Интервал

. Все эти резкие фразы должны были быть сказаны в отношении «Прирожденных убийц». Потому что в «Настоящей любви» герои всего лишь хотели продать наркотики, чтобы зажить новой жизнью. А в «Калифорнии» герой Бреда Питта был настоящим маньяком, стремление убивать которого во многом было продиктовано социальным происхождением. И да, «Прирожденные убийцы» прекрасно смотрелись на контрасте с «Калифорнией»: если в последнем фильме героиня Джульетт Льюис была невинной жертвой, которую подавлял ее парень-психопат, то в «Прирожденных убийцах» она становилась психопаткой сама и составляла достойную пару своего кавалеру. Из трех картин «Настоящая любовь» выглядит самым невинным и легковесным фильмом.

Едва ли не единственное упоминание «Прирожденных убийц» как культового фильма мы встречаем в блоге Джона Кеннета Мьюира, посвященном обзорам культовых фильмов. Однако Мьюир так и не раскрывает, почему «Прирожденные убийцы» могут претендовать на статус культа. Ограничившись стандартными замечаниями о роли медиа и насилия, он большей частью концентрируется на характерах главных героев — Микки и Мэллори Нокс. Мьюир, явно симпатизируя этой паре, отмечает, что они в сравнении с остальными персонажами выглядят куда более откровенными людьми, которые по крайней мере честны друг с другом: «„Прирожденные убийцы“? Микки и Мэллори — практически дети в сравнении с цинизмом Уэйна Гейла, Джека Скагнетти и других стервятников, с которыми герои встречаются в этом фильме»[193]. Дело в том, что у Стоуна другие люди действительно стервятники, в то время как у Тарантино они таковыми не были. В первоначальном варианте сценария все герои были нравственно неоднозначны, как и в других картинах Тарантино. А Микки и Мэллори Нокс вообще не занимали центрального места в истории.

Создается впечатление, что авторский стиль Стоуна, который он попытался довести до абсурда в «Прирожденных убийцах», сыграл с фильмом злую шутку. Но парадоксальным образом сегодня фильм если и может быть назван хотя бы «minor cult», то именно за счет этого необычного, кажущегося сегодня столь архаичным стиля. По крайней мере в своем обзоре Грегори Джей Смолли, включивший фильм в список «366 странных фильмов», делает акцент именно на форме ленты. Смолли отмечает, что странным кино делает, конечно, стилистика, которая меняется каждые несколько секунд, а «эстетизация и даже поэтизация „Прирожденными убийцами“ насилия настолько эффективно огламуривает убийства, что фильм становится будоражащим настолько, насколько сам режиссер ни за что бы не хотел»[194]. И хотя Смолли восхищается «лихорадочностью» визуального стиля, нельзя сказать, что сегодня кино выглядит таким же свежим и современным, как в 1994 году. То, что пленка меняется с черно-белого формата до размытого Super 8, а местами возникает анимация, так это в сценарии Тарантино было. Чего там не было, так это большого количества монтажных склеек, которые затрудняют восприятие: картину сняли за 56 дней, а монтировали почти год. Это тот случай, когда стиль скрывает отсутствие содержания, а точнее, его простоту. Поэтому если ранее фильм казался новаторским за счет стиля, то сегодня мало впечатляет даже это. Парадоксально, но тот же самый прием с игрой в стиль Стоун повторил через несколько лет в неонуаре «Поворот» (1997). И, в отличие от «Прирожденных убийц», претендующих на глубокомысленность, «Поворот» органично сочетал барочный и резкий визуальный стиль и очень простой сюжет. С музыкой Эннио Мориконе фильм смотрится с интересом до сих пор. Создается впечатление, что Стоун так не хотел, чтобы фильм оставался тарантиновским, что намеренно усложнял «Прирожденных убийц», насколько мог.

В целом почти все картины Стоуна не считаются культовыми. То есть он не признан как «культовый автор». И даже в книге, где Дженнифер Айс рассматривает список из пятиста культовых фильмов, упоминается только «Сальвадор» (1985) — кино, которое Стоун снял до того, как стать любимцем критиков и киноакадемии[195].

Бог есть. Но он не вмешивается («От заката до рассвета»)

— А куда мы едем?

— В Мексику.

— А что там, в Мексике?

— Мексиканцы.

Диалог Кейт Фуллер и Ричарда Гекко. «От заката до рассвета»

Когда Ричард Гекко говорил Кейт, что в Мексике будут мексиканцы, то он врал. Точнее, скорее всего он так и думал. Однако вместо мексиканцев главные герои фильма повстречали вампиров. Вампиров во вселенной Тарантино. Квентин Тарантино и Роберт Родригес встречались в «Отчаянном» (Тарантино сыграл там эпизодическую роль), «Четырех комнатах» (каждый из авторов снял по одной новелле из четырех), а позже в «Городе грехов» (Тарантино снимал один из эпизодов картины) и совместном проекте «Грайндхаус» («двойной киносеанс» с фактически единой вселенной). То есть Роберт Родригес чаще всех выступал если не в тандеме, то в тесном сотрудничестве с Тарантино. Их первым полноценным опытом совместной творческой работы стал фильм «От заката до рассвета». Собственно, мой главный тезис, как я отмечал во введении, заключается в том, что вселенная Тарантино тесно пересекается с вселенной Роберта Родригеса. И если там, где вселенная Тарантино пересекается с вселенной Элмора Леонарда, все предельно реалистично и серьезно, то в той точке, где Тарантино сходится с Родригесом, все кинематографично и


Еще от автора Александр Владимирович Павлов
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.


Престижное удовольствие. Социально-философские интерпретации «сериального взрыва»

Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Расскажите вашим детям

Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.


Рекомендуем почитать
«Сельский субботний вечер в Шотландии». Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова

«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».


Доброжелательный ответ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


От Ибсена к Стриндбергу

«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».


О репертуаре коммунальных и государственных театров

«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».


«Человеку может надоесть все, кроме творчества...»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.