Бесславие: Преступный Древний Рим - [90]

Некоторым сексуальным преступлениям, похоже, придавалось символическое значение, поскольку внимания им уделялось несоразмерно много по сравнению с реальной угрозой для общества, которую эти злодеяния представляли. В датируемых 528 годом законах Юстиниана дается даже моральная оценка изнасилованию девственниц, вдов и кормилиц как «гнуснейшему из всех преступлений», поскольку оно не только противно человеческой природе и богомерзко, но и является прямым оскорблением Господа. Мужчин, виновных в изнасиловании рабынь и вольноотпущенниц, с тех пор карали смертью, а свободных женщин — смертью с конфискацией имущества в пользу семьи потерпевшей. Пособников или укрывателей насильников также не щадили: рабов, к примеру, сжигали заживо. Впрочем, такая казнь представляется всё-таки менее мучительной, чем введенное еще первым христианским императором Константином наказание для соучастников похищения девственницы или вдовы: тех казнили путем вливания в глотку расплавленного свинца (Кодекс Феодосия, IX.24.1.1).

Нельзя обойти вниманием и еще одну область, в которой христианские императоры последовательно занимали самые репрессивные позиции, — отношение к гомосексуализму. Как заявлено в одном из законов, «когда Венера извращается в другую форму <…>, мы приказываем законам вооружиться карающим мечом». Действительно, без меча привести в исполнение «изощренное наказание» лишением детородного органа было бы затруднительно (Кодекс Феодосия, IX.7.3). Законы Юстиниана также выражают самое яростное осуждение в отношении тех, кто идет на «преступления против природы» (Новеллы, CXLI). Показательно, что основой для юридического осуждения служит отсылка к судьбе библейского Содома, на который Господь «пролил дождем серу и огонь», испепелив дотла вместе с содомитами (Втор. 29:23). Следовательно, не карать страшной смертью за столь «гнусные преступления, заслуженно вызывающие гнев Божий», означало бы рисковать обрушиванием кары свыше на головы всех римлян, — в общем, преследование гомосексуалистов обосновывалось императорами-христианами ровно теми же мотивами, по которым сами христиане некогда подвергались гонениям при языческих императорах как нарушители Pax deorum — мирного договора с богами.

Какое влияние на преступность оказала организованная согласно новому проекту и невероятно разросшаяся государственная машина? Один немецкий ученый настаивает, что рост мощи государственного аппарата автоматически означал снижение уровня преступности. Разбиение территории империи на гораздо более мелкие провинции, подчинение каждой из них неимоверному числу чиновников и разделение функций военных и гражданских властей — всё это весьма упростило правительству задачу отслеживания, предания суду и наказания правонарушителей. Насильственная преступность, предположительно, и вовсе резко пошла на спад во всех слоях общества одновременно под влиянием христианской морали и усиленного надзора со стороны властей. К тому же у государства появились огромные дополнительные ресурсы для целенаправленного выявления подозреваемых в убийствах, а более сострадательная христианская идеология привела к повсеместному отказу от смертной казни в пользу лишения свободы виновных в преступлениях малой и средней тяжести — от краж и клеветы до супружеских измен и колдовства. Высшую меру наказания стали приберегать для самых гнусных и неисправимых преступников, которых никакая тюрьма не могла бы исправить.

Ряд факторов, однако, заставляет нас скептически относиться к такому оптимистическому взгляду на проблему преступности в поздней Римской империи. Прежде всего, отметим серьезное ухудшение экономического положения жителей империи. До правления Диоклетиана государственный аппарат был невелик и на его содержание уходило, вероятно, не более 5–6% от общего объема экономики империи. При этом порядка двух третей государственных расходов шло на содержание армии. В результате же предпринятого Диоклетианом резкого увеличения численности как армии, так и бюрократии при прежнем объеме экономики налоговое бремя возросло примерно до 7–8% от валового продукта империи. Вроде бы мелочь по меркам современности, когда государственные расходы в большинстве западных стран доходят порой и до 50% от ВВП. И рост налоговой нагрузки на экономику на 2–3% от ее объема выглядит весьма умеренным, но лишь до тех пор, пока мы не внесем поправку о низкой доле экономически активных граждан, то есть реальных налогоплательщиков. С учетом сказанного выходит, что дополнительные расходы на содержание даже этого не самого крупного государственного аппарата привели к повышению налогов как минимум на 30%. Попробовал бы кто-нибудь в современном мире поднять налоговые ставки разом на 30% — уличные беспорядки были бы гарантированы.

А потому всё больше появлялось бедняков. Основная масса сельских жителей и занятых ручным трудом горожан, вероятно, едва сводила концы с концами. Трудящиеся могли заработать на пропитание своим семьям — но и только: сбережений или запасов на черный день позволить себе никто не мог. Рост налогов отбросил многих за черту бедности. Современная криминология усматривает прямую корреляцию между нищетой и склонностью к совершению определенных видов преступлений, прежде всего воровства и насилия. Это позволяет предположить, что по мере обнищания простых жителей Римской империи криминогенная обстановка наверняка усугублялась.