Бессердечный - [53]

– Да, благодарю тебя, это очень хорошая мысль.

И она отдалась во власть Сильви, занявшейся ее волосами, но ерзала от нетерпения, пока та заплетала ее волосы в косы и сооружала нечто вроде короны у нее на голове, потом надела свой бархатный чепчик цвета сливы и завязала ленты под подбородком. Ее мысли неуклонно возвращались к Джастину и их страстным объятиям прошлой ночью. Глядя в зеркало, она заметила, как на щеках ее вспыхнул яркий румянец, как только она вспомнила о прекрасном обнаженном теле Джастина, о его мужественности и нежности. И с замиранием сердца подумала, что и нынче ночью он будет с ней. Потом в ее памяти всплыл Филипп и ярость Джастина при одном упоминании о нем. Она представила себе гнев, в который, несомненно, повергнет Джастина известие о том, что домогательства Филиппа продолжаются, и где-то на периферии ее сознания зародилось тягостное предчувствие грядущих неприятностей.

Джастин сидел, опираясь спиной о подушки коляски и глядя на Эриел из-под полуопущенных век. Она нахмурилась, заметив, что коляска повернула на юг, как только они выехали из Лондона, в то время как дорога в Кадемон вела на юго-восток.

– Разве мы повернули туда, куда следует? Если память мне не изменяет, Кадемон в противоположной стороне.

Его губы растянулись в улыбке.

– Мы едем в Танбридж-Уэлс. Это маленький городок, очень тихий и прелестный. Я думаю, что тебе там понравится.

Сегодня она выглядела очаровательно в шелковом дорожном костюме цвета сливы, отделанном кружевами желтовато-бежевого оттенка. На щеках ее рдел румянец, а губы были все еще слегка припухшими от бесчисленных поцелуев. Он знал, что эта припухлость – след его ласк. И это было только началом. Она одарила его ослепительной улыбкой, на которую откликнулось все его тело. Он ощутил сладкую тяжесть и покалывание в паху.

– О да. Я читала о Танбридже. Мне должно там очень понравиться.

– Счастливого дня рождения, Эриел.

Ее глаза, синие, как китайский фарфор, округлились от изумления.

– Так это путешествие – подарок на день рождения? Я не думала, что ты знаешь, когда у меня день рождения.

– Не думала? Но ты ведь получала подарки, которые я присылал тебе. Ты благодарила меня в своих письмах.

Она прелестно покраснела и отвела глаза.

– Да, получала. Но я думала, что ты платил кому-то в школе, чтобы мне покупали подарки от твоего имени.

Джастин не ответил. Конечно, она так и должна была подумать. Он не писал ей писем, а предоставлял директрисе сообщать, что подарки от него.

– Так… что значит для тебя быть девятнадцатилетней?

Она улыбнулась:

– Не сказала бы, что я чувствую себя как-то иначе по сравнению со вчерашним или позавчерашним днями, если не считать того, что…

Румянец на ее щеках стал ярче, он понял, что она думает о прошлой ночи. Его возбуждение становилось с трудом переносимым. Он уже подумывал о том, чтобы задернуть занавески на окнах кареты и овладеть ею немедленно, но их отношения были слишком новы для нее, и, вероятно, она все еще немного побаивалась их. Он не хотел напугать ее слишком бурными проявлениями страсти.

– Теперь ты стала женщиной, – сказал он мягко, стараясь отогнать будоражащие образы: ее обнаженное тело, полное вызванной им страсти, которая так легко пробуждалась в ней. – Думаю, это многое меняет.

– Да, вероятно, ты прав.

– Когда мы вернемся, я найду тебе дом. Это будет небольшой городской особняк недалеко от Брук-стрит. Тебе там будет удобно, и нам не придется иметь дело со сплетниками-слугами.

Эриел изучала его лицо, глядя из-под ресниц.

– Если не возражаешь, я предпочла бы не обсуждать будущее до тех пор, пока мы не вернемся. Сегодня мой день рождения, и мне не хотелось бы портить его спорами и разногласиями.

Спорами? По какому поводу у них могли бы возникнуть споры или разногласия? Она сама пришла к нему, она выразила желание быть с ним, сделала то, чего он так долго и отчаянно желал. Теперь настало время строить планы на будущее, обеспечить ее жизнь. Но он не стал говорить об этом. Как сказала Эриел, сегодня день ее рождения. Практические меры могут подождать до их возвращения.

– Сколько тебе лет, Джастин?

Ее вопрос застал его врасплох.

– Двадцать восемь. – Но бывали минуты, когда он чувствовал себя так, будто ему было сто. – Кажется, ты удивлена. А ты думала, я старше?

– Иногда думала. Но бывали и другие моменты. Иной раз, глядя на тебя, я думала, что ты не старше меня.

Он хмыкнул. Его юность давным-давно прошла… если она у него когда-нибудь была.

– Ты выглядишь моложе, когда улыбаешься. Ты знаешь об этом? Ты мало улыбаешься.

Джастин не ответил. Что он мог сказать? Что было время, когда он улыбался постоянно, но это было так давно, что он едва помнил, как это было.

– Что делает тебя счастливым, Джастин? Что приносит тебе радость?

Он нахмурился, сочтя этот вопрос абсурдным.

– У меня нет времени думать о такой чепухе, – проворчал он, но тут ему пришло в голову, что она принесла ему радость.

Даже теперь, когда он смотрел на нее в ореоле солнечных лучей, косо падавших на нее, на пряди ее бледно-золотых волос, выбившихся из-под шляпки, внутри у него все таяло, будто распускался бутон. Она согрела его холодное сердце, заставила его почувствовать странное, необъяснимое томление. Он не мог бы сказать, чего хочет. Он полагал, что, как только она станет принадлежать ему, это непривычное чувство пройдет. Но вместо этого каждый раз, когда он смотрел на нее, каждый раз, когда она улыбалась ему своей нежной, ласковой улыбкой, ему казалось, что мрак, царивший в его сердце, рассеивается, а это странное томление усиливается.