Бессердечный - [44]

– Вероятно, она стала доверять тебе. Ты мог потребовать, чтобы она выполнила условия сделки, но ты не стал этого делать. Ты сделал то, что считал правильным. И это расположило ее к тебе.

– Думаю, это так. По правде говоря, я вел себя эгоистично, старался просто избавиться от уколов совести. Едва ли это можно счесть благородным поступком.

Клэй на это ничего не ответил. Джастин всегда был склонен сурово осуждать себя, если его поступки давали к этому повод. Клэй отлично знал, что его друг сделал то, что сделал, потому что эта девушка была ему небезразлична, потому что он восхищался ею и уважал ее. И в его поступке не было ни капли эгоизма.

Джастин вздохнул:

– Самое худшее то, что чем больше она мне доверяет, чем откровеннее и бесхитростнее ведет себя, тем сильнее я хочу ее. Могу тебе признаться, что мой благородный образ уже истрепался до дыр. Каждый раз, когда она улыбается мне, я борюсь с желанием сорвать с нее одежду, бросить ее на ковер и насладиться этим прекрасным юным телом. Не знаю, сколько еще я смогу выносить ее близость.

Клэй глотнул бренди.

– Если ты так сильно желаешь ее, почему бы тебе не жениться на ней? Ты всегда можешь это сделать.

Смуглое лицо Джастина побледнело до синевы.

– Жениться?

– А почему бы и нет? Ты холост. Эриел достигла брачного возраста. Конечно, это всегда риск. Есть опасность, что она с самого начала пыталась привязать тебя к себе и опутать.

– Ну, это нелепая мысль. Я не гожусь для брака. И Эриел это известно.

– Но ты ведь говорил, что она очень умна. Едва ли можно назвать твоего отца легкой добычей, и все-таки ей удалось уломать его и добиться от него, чего она хотела. – Он усмехнулся. – А ведь ей в то время было всего четырнадцать.

Джастин только фыркнул:

– Брак для меня невозможен.

– Почему?

– Потому что такие отношения предполагают хоть какую-то степень эмоциональной зависимости, нежной привязанности. А то, что я чувствую к Эриел, всего лишь здоровая животная страсть.

Клэй снова втянул дым своей сигары, и опять к потолку поплыли голубые колечки. Он не собирался спорить с Джастином. Но по мнению Клэя, его друг испытывал к Эриел Саммерс нечто большее, чем животное влечение. Но Джастин никогда бы не признался в этом даже самому себе.

– Может быть, тебе отчасти поможет еще один визит к мадам Шарбоннэ, – предложил Клэй просто для того, чтобы проверить свое предположение. – Женщины там красивые, и мы оба знаем, как они талантливы в деле любви.

Лицо Джастина выразило брезгливость.

– Не думаю, что это поможет. По крайней мере сейчас. – Он не желал другой женщины. Он желал только эту белокурую красавицу, гибкую, как ива.

То, что Джастин продолжал отрицать свои чувства к Эриел Саммерс, не показалось Клэю удивительным. После того как он испытал отсутствие внимания со стороны отца, после того как его бросила мать, после предательства Маргарет Джастин прятал свои чувства так глубоко, что и сам не мог их распознать. И в тех редких случаях, когда они все-таки вырывались на свободу, он убеждал себя, что ничего подобного не произошло, что это нечто совсем иное, гораздо более рациональное, чем простые человеческие привязанности.

Клэй отхлебнул глоток бренди, не зная, жалеть друга или смеяться над ним.

– Пусть пройдет некоторое время, – сказал он. – И все пойдет как надо. Ведь так всегда бывает.

Джастин не ответил. Клэй гадал, сколько еще времени пройдет до тех пор, когда терпение Джастина лопнет. Он полагал, что это было только вопросом времени. Скоро его доверчивый маленький ангел окажется лежащим на спине в пуховой постели графа Гревилла. И вполне возможно, как сказал Клэй, это было как раз тем, что входило в планы маленькой интриганки.

Наступил октябрь. Но Эриел не замечала, что пришла осень. Этим утром, спускаясь вниз по лестнице на пути в кабинет, куда несла очередную папку, которую забрала в свою комнату, чтобы поработать с ней, она напевала. Целый день она изо всех сил трудилась, а иногда работа затягивалась и на весь вечер.

Как ни странно, она получала от этой работы удовольствие. Было приятно сознавать, что делаешь что-то полезное, используя знания, давшиеся с таким трудом. Она удивлялась, как это другие женщины не понимают, что работа вовсе не означает тоскливых и нудных занятий, обычных для мужчин. Если делаешь что-либо интересное для себя, это большая радость и удовольствие. Эриел подошла к двери кабинета, повернула серебряную ручку двери и вошла без стука. Теперь они оба с графом пользовались этой комнатой. Он обычно сидел за своим огромным письменным столом, Эриел – за меньшим напротив. Первое место в жизни обоих теперь занимала работа. И это сблизило их. Они уже не держались так скованно и официально, как прежде. Гревилл поднял голову, пробормотал что-то едва слышно, потом снова погрузился в бумаги. На мгновение Эриел приостановилась, чтобы взглянуть на него. На нем была белая батистовая рубашка и темно-серые бриджи. Его фрак был небрежно брошен на спинку стула. Рукава рубашки были закатаны выше мускулистых предплечий, слегка поросших негустыми темными волосами.

Погода стояла сырая и промозглая. Солнце закрывали плотные тучи. На письменном столе графа горела лампа, отбрасывавшая тени на его лицо, высокие скулы и впадины под ними были видны особенно отчетливо. Его черные волосы, обычно аккуратно причесанные, теперь слегка отросли, и локоны, ниспадавшие на белую рубашку, выглядели на ее фоне особенно красиво. Эриел вдруг подумала, такие ли они шелковистые на ощупь, какими кажутся, а также столь ли мускулиста его шея, как руки, и при этих неподобающих мыслях она испытала приятное замирание сердца. Ход ее мыслей ужаснул ее. Эриел крепко вцепилась в свою тяжелую папку и подошла к полке за его спиной, чтобы оставить ее там. При этом она старалась смотреть прямо перед собой и думать только о предстоящей работе. Она попыталась поставить папку на верхнюю полку на предназначенное ей место, но даже при своем высоком росте не смогла до нее дотянуться. Она услышала скрип стула и почувствовала, что Джастин подошел сзади.