Беспризорник Кешка и его друзья - [51]

— Постой, Корешок, дай я скажу, а то ты сейчас затараторишь. Ладно, давайте доктора приведем, и что он велит, то и будем делать. Я слышал, как одному больному дали сладкое-пресладкое яблоко, а он от этого заболел еще пуще. Надо у доктора узнать, что ему можно есть. Я сейчас сбегаю, а вы посидите. Да хорошенько смотрите за Вороном, — оживляясь, проговорил Кешка. — Леньча, дай мне свою тужурку и шапку, а то в этом полиция меня заприметила. А ты надень мою, во как.

Лу подумал и возразил:

— Нет. Ты сиди в ночлежке, а то тебя быстро могут сцапать. Давай мы с Корешком пойдем.

— Правильно, — согласился Корешок. — Мы с Лу пойдем. Я могу зубы заговаривать. Мы дохтура уговорим.

— Нет, братва. Я сам пойду. Давай тужурку и шапку, — Кешка протянул к Леньке руку.

Ребята знали, что спорить с Кешкой трудно — он все равно не отступит. Лу снял тужурку и дал ее Кешке, а шапку сам надел ему на голову.

— Скажи доктору, что мы ему потом заплатим. Дай ему честное слово. И намекни, что мы у него никогда воровать не будем. А если не захочет, так, мол, быстро обшарим карманы.

2

Озираясь по сторонам, чтобы не наскочить на полицию, Кешка пробирался в центр города. Он глубоко нахлобучил шапку, искоса поглядывал на прохожих и шел не по тротуару, а по дороге. Этот испытанный метод хождения по городу давал возможность сохранить за собой расстояние от тротуара до середины дороги. Если бы полицейский направился к нему на дорогу, то Кешка имел возможность своевременно заметить опасность и пуститься бежать, а на панели его могли схватить неожиданно.

Он раньше часто читал фамилии врачей на табличках, прибитых к парадным дверям, и пошел по известному ему адресу. Кажется, здесь. Кешка по слогам прочел четкую черную надпись на блестящей эмалевой табличке:

ДОКТОР МЕДИЦИНЫ С. С. БАСС

принимаю с 12 до 5 часов вечера ежедневно, кроме воскресных дней и престольных праздников.

Вход и звонок с парадного.

Кешка был не из трусливого десятка, а тут замешкался. Он поправил шапку, вытер рукавом нос и прислушался, точно хотел определить — есть кто за дверью или нет. Затем приподнялся на цыпочки, потянулся к звонку и, вздрогнув, тут же опустил руку. Оглянувшись на японских солдат, шедших строем в сторону крепостного района, он опять поднял руку и неуверенно нажал кнопку.

Где-то далеко в помещении задребезжал электрический звонок. Кешка отшатнулся и стал ждать. Ему казалось, что сейчас откроется дверь и появится врач-старик с добродушным открытым лицом — такой же, как однажды приходил лечить его больную мать: с окладистой бородой, пушистыми усами, в белом халате, ермолке на седой голове и обязательно в очках. Кешка обдумывал, как он обратится к доктору, как поведет его на «Зеленый Остров». А уж насчет покупки лекарства — эта задача хотя и была трудной, но особенно не пугала: «Где-нибудь раздобудем денег, купим тогда и лекарства, только бы доктор написал бумажку в аптеку…» Эти мысли придали ему уверенности, он улыбнулся от одного предположения, что поможет больному Ваньке.

Мысли мальчика были прерваны. Распахнулась дверь, и на пороге появилась молодая горничная в белом переднике.

— Это ты звонил? — спросила она, держась одной рукой за фигурную дверную ручку из голубого стекла, а другой — за косяк.

— Я.

— Что тебе надо?

— Доктора. Срочно доктора, — замялся Кешка.

— Навряд ли тебя доктор примет. Ну, подожди. Стань здесь. Погрейся. Поди, замерз? — Она показала место в углу прихожей. — Пойду и скажу — попрошу за тебя.

Служанка скрылась, оставив за собой широко распахнутую дверь. До слуха Кешки донеслась тихая музыка. Кто-то умело перебирал струны гитары и под аккомпанемент негромко пел:

Вот вспыхнуло утро, румянятся воды,

Над озером быстрая чайка летит.

Ей много простора, ей много свободы,

Луч солнца у чайки крыло серебрит…

Горничная что-то проговорила, и пение смолкло. Затем послышался невнятный мужской голос, и пение возобновилось снова. Служанка опять заговорила о чем-то. Густые басы гитары оборвались.

В дверях показался высокий мужчина в летах, без усов, бритый, с двойным подбородком и выступавшим вперед животом.

Это был тот самый доктор медицины, который до революции лечил в Петрограде знатных вельмож, имел несколько роскошных особняков, собственный выезд, приличный капитал. Со взятием Красной гвардией Зимнего дворца он решил, что нужно временно выехать из мятежного Петрограда и переждать революционный взрыв где-нибудь в тылу, ну, скажем, в Сибири, где собрались разбитые белые армии. Под защитой белогвардейских штыков по великой транссибирской магистрали он отступал все дальше и дальше на восток. Поскольку армия адмирала Колчака на восточном фронте терпела одно поражение за другим, медик, потеряв надежду на скорое возвращение в бывшую царскую столицу, поселился пока вблизи маньчжурской границы, в Никольск-Уссурийске.

Доктор Басс даже по оперативным сводкам, печатавшимся в белогвардейских газетах, видел, что дело плохо, и собирался в скором времени покинуть Никольск-Уссурийск и выехать в Харбин, оттуда в Шанхай, а затем перебраться в Париж. Там больше своих и ближе к Питеру.

В вестибюле он заложил пальцы за вырез жилета, выпятил живот и вразвалку подошел к бездомному мальчику, бесцеремонно его разглядывая.