Беспризорник Кешка и его друзья - [26]

Беспризорники шли по бульвару.

Считая себя обиженным, Корешок плелся позади, исподлобья поглядывая на Ваньку и пиная порванной галошей опавшие листья. Он думал, как бы при случае насолить «притеснителям» или уйти от них. А уж куда — он знает и не скажет им. «А то чуть чо: «Корешок, иди стибри. Корешок, иди попроси, тебе скорей дадут: ты маленький». А как партизанские прокламации разбрасывать, так сами. Думают, шибко парни. Уеду. Будут знать тогда. Уеду туда, где персики растут. Или к атаману Безухому, или к Нюрке-Черный Зуб…»

— Корешок, что ты тащишься, как сивка? Что уросишь? Иди скорей! Дошлый, поди, уже далеко ушел и разбросал половину, а мы все плетемся по бульвару, — начальственным тоном проговорил Ворон, поджидая товарища и глядя на него сердитыми глазами.

Но тот ничего не ответил и совсем остановился.

— Идем, чего стал, козявка несчастная? — обозлился Ванька. Он повернулся и взял Корешка за руку.

— Чо ты? Не щипай: тут болит. Видишь, тут шкура содрана? Видишь, кровь? Не видишь, так разуй глаза, — Корешок отдернул руку, отступил назад, придерживая штаны, и отвернулся.

— Идем! Кому говорят? Чего артачишься? А то дам по затылку! — угрожающе произнес Ворон.

Опасаясь Ванькиных кулаков, Корешок сдался.

— Куда пойдем?

— На Унтербергеровскую. А там видно будет.

— Ты будешь партизанам помогать, и я тоже хочу, — обиженно заговорил Корешок. — Чо только вы? Я тоже хочу эти самые подкидывать. Когда я стащил пышки, так и вы ели, а мне достались за них шишки. А когда я украл деньги? Я поровну разделил. А вы? Чо вы так делаете? Чо? — он длинным рукавом вытер глаза, нос и опять отвернулся.

Ворон промолчал. Он думал о том, что они поступили не по-товарищески, обделив друга. «А если дать ему партизанских? Пусть подбросит. Дать или не дать? — задавал себе вопрос Ванька и сам ответил: — Ладно, дам две штуки. А то будет хныкать весь день. Еще драла даст, как в тот раз».

Ванька вспомнил, как однажды из-за какого-то пустяка он поссорился с Корешком. Тот обиделся, швырнул в Ваньку булыжником и, прицепившись к проезжавшему мимо извозчику, уехал на вокзал, намереваясь пуститься в путешествие, разыскивать «штаб-квартиру» вора Безухого.

Ворон так привык к Корешку, что через некоторое время пошел на вокзал и долго искал беглеца, пока случайно не нашел его в «собачьем» ящике пассажирского вагона. Кое-как он помирился с Корешком и отговорил его от задуманной затеи. Боясь опять такого поворота дела, Ванька перешел в наступление.

— Тогда дай присягу, что сыщикам ничего не скажешь, если сцапают.

— Я уже давал присягу атаману Безухову.

— То атаману, а то матросу, понял?! Скажи, что, мол: «Я, Корешок, никого не выдам», и еще что-нибудь такое.

— Я… я, Корешок, — малыш шмыгнул носом, — я уже говорил атаману Безухову, чо буду…

Видя затруднительное положение товарища, Ванька подсказал:

— Мол, буду молчать, как рыба в воде!

— А чо только в воде?

— Ну и на берегу!

— Буду… буду держать язык за зубами в воде и… и на берегу. — Корешок взялся за лампасы и подтянул штаны.

— Теперь побожись!

— А атаман Безухий не заставлял божиться.

— Матрос — не атаман! Он любит делать по всей форме. Понял?

— Ей-бо, — Корешок обнажил взъерошенную голову, троекратно перекрестился и облегченно вздохнул.

— Смотри, только партизана не подведи! Ты в штанах путаешься, убежать не сможешь!

— Дай мне нож, я их до колен обрежу, — нашелся Корешок, готовый пойти на все ради партизанских прокламаций.

На чумазом лице обрадованного Корешка появилась довольная улыбка, он замусоленным рукавом вытер чуть вздернутый нос, афишки суетливо положил на землю, а партизанские прокламации бережно сложил вдвое, не зная, куда их деть. Сперва он намеревался вложить их в середину пачки розовых листовок, потом снял галошу и запрятал их внутрь.

— Зачем в галошу?! — воскликнул Ворон, строго смотря на Корешка.

— А чо? Тут не видно!

— А чо! А чо! — передразнил Ванька. — Пока бульвар пройдем, от них труха останется. Это ж не железо — бумага. Она сотрется, и тогда разбрасывать нечего будет. Надо ж тебе башкенцией шевелить. Эта работа — важнецкая! Не то, что у твоего атамана Безухого. Вытаскивай обратно! — командовал Ванька.

Корешок чувствовал, что он поступил неразумно, и поэтому молчал, шмыгая носом и озабоченно обдумывая, куда бы запрятать драгоценные листовки. «В шапку… пусть там будут. Там никто их не увидит», — решил он и взялся за головной убор.

Ворон, видя растерянность товарища, с чувством превосходства заметил:

— В один рукав затолкай и придерживай другой рукой, чтобы не выпали. Так! Эх, ты! А еще хвастаешься: «Я с атаманом Безухим работал!»

Лицо Корешка сияло счастьем. Он послушно запрятал прокламации в рукав, поднял афишки и, оживившись, собрался бежать, точно его подстегивали.

— Теперь давай выйдем на дорогу и перейдем на ту сторону Бульварной. Там народу мало, — остановил его Ванька.

Корешок все еще не мог прийти в себя от восторга, В одной руке он открыто нес розовые театральные листовки, а другую крепко прижимал к боку, боясь, чтобы прокламации не выпали из рукава.

Не доходя до угла, Ванька остановился и прислушался.

— Что за шум? Смотри, смотри, сколько китайцев идет. И во все гонги лупят. У них какой-то праздник, что ли?