Бесприютный - [34]

– Клемана! – кричал Марк, по-прежнему тряся Люсьена. – Где Клеман, черт тебя возьми?

– А, Клеман… Ничего страшного не случилось, он ушел.

Люсьен встал и потянулся. Марк ошеломленно глядел на него:

– Ушел? Куда ушел?

– Прогуляться по кварталу. Бедняге было тяжело сидеть взаперти, чему тут удивляться.

– Но как он мог уйти? – крикнул Марк, снова кидаясь к Люсьену.

Тот спокойно посмотрел на него.

– Марк, дружок, – важно сказал он, шмыгая носом, – он ушел, потому что я ему разрешил.

Люсьен бросил взгляд на часы.

– Я дал ему увольнительный на два часа. Он не опоздает. Вернется ровно через сорок пять минут. А я вам пока пивка открою.

Люсьен пошарил в холодильнике и принес три бутылки пива. Луи сел на скамью, его огромная фигура выглядела устрашающе.

– Люсьен, – сказал он бесцветным голосом, – ты это нарочно сделал?

– Да, – подтвердил Люсьен.

– Ты это сделал специально, чтобы достать меня?

Люсьен посмотрел Луи в глаза.

– Возможно, – сказал он, – но я больше хотел, чтобы он развеялся. Ему ничего не грозит. У него щетина отросла, волосы короткие и черные, очки и одежда Марка. Опасности никакой.

– Значит, чтобы он развеялся?

– Вот именно, развеялся, – сказал Люсьен, то и дело заглядывая в зеленые глаза Луи. – Чтобы он размялся, чтобы почувствовал себя свободным. Уже три дня мы держим его в четырех стенах с закрытыми ставнями и обращаемся с ним как с вещью, как будто он ничего не понимает и не чувствует. Мы будим его, кормим, «ешь, Клеман», расспрашиваем, «отвечай, Клеман», а когда он больше не нужен, отсылаем его в постель. «Иди спать, Клеман», «отвали, оставь нас в покое, иди поспи»… Так в чем же моя вина? Что я такого сделал? – сказал он, наклонясь к Луи через стол.

– Огромную глупость, – сказал Луи.

– Я, – делая вид, что не слышит, продолжал Люсьен, – вернул ему его маленькие крылышки, чувство собственного достоинства.

– И надеюсь, ты понимаешь, куда заведут его эти крылышки?

– За решетку! – крикнул Марк, подходя к Люсьену. – Ты отправил его прямиком за решетку!

– Вовсе нет, – сказал Люсьен, – его никто не узнает. У него теперь вид вполне добропорядочного гражданина.

– А если его узнают, идиот?

– Настоящей свободы без риска не бывает, – небрежно заметил Люсьен. – Ты историк и должен это знать.

– А если он потеряет эту свободу, кретин?

Люсьен по очереди взглянул на Марка и Луи и поставил каждому пиво.

– Не по-те-ря-ет, – по слогам выговорил он. – Полиция его как поймает, так и отпустит. Потому что убийца не он.

– Ах так! – воскликнул Марк. – А полиции об этом известно? Это что-то новенькое.

– Да, новенькое, – сказал Люсьен, быстро открывая свое пиво. – Но легавые об этом еще не знают. Я один это знаю. Но я хочу с вами поделиться, – добавил он после некоторого молчания.

И улыбнулся.

Луи открыл пиво и сделал несколько глотков, не сводя глаз с Люсьена.

– Советую сочинить, что-нибудь поинтереснее, – угрожающе произнес он.

– А мне и сочинять нечего. Главное, чтобы это была правда. Не так ли, Марк? А моя история – чистая правда.

Люсьен вышел из-за стола и сел на маленький трехногий табурет у камина. На Луи он больше не смотрел.

– Первое убийство произошло на улице Аквитании, в Девятнадцатом округе. Второе – на улице Башни Аббатис, на другом конце Парижа, в Девятом округе. Третье убийство, если мы не сможем ему помешать, случится на улице Звезды, в Семнадцатом округе.

Луи, моргая, смотрел на Люсьена, силясь понять.

– Или, – продолжал Люсьен, – на улице Венеры. Но я больше склоняюсь к улице Звезды. Это совсем маленькая улочка. Если бы полиция хорошо работала, они бы пошли и предупредили всех одиноких молодых женщин, живущих на этой улице, чтобы не открывали никому дверь. Но, – добавил он, глядя на недоверчивые лица Луи и Марка, – боюсь, полиция меня не послушает.

– Ты просто сумасшедший, – процедил Луи сквозь зубы.

– «Аквитания»?… «Башня»?… Вам это ничего не напоминает? – спросил Люсьен, глядя на них с удивлением. – «Аквитания»… «Башня»… Марк? Боже мой! Неужели тебе это ни о чем не говорит?

– Говорит, – неуверенно отозвался Марк.

– Ага! – обрадовался Люсьен. – Ну что?

– Это стихи.

– Чьи?

– Нерваля.

Люсьен быстро встал, взял с буфета книгу и открыл ее на заложенной странице.

– Вот, – сказал он, – я вам прочту:

Во мраке, вдов и безутешен, я бреду,

Князь Аквитании, чьей Башни больше нет.

На струнах лютни онемевшую Звезду

Печали Солнце Черное заменит мне[2].

Люсьен положил книгу. На лбу у него выступила испарина, щеки покраснели. Марк видел, как сильно возбужден Люсьен, но не знал, что думать, и был настороже. Экзальтация Люсьена могла кончиться катастрофой или гениальным откровением.

– Убийца следует строчке за строчкой! – Люсьен стукнул кулаком по столу. – Эти Аквитания и Башня не случайно оказались вместе. Это невозможно! Это стихи, совершенно очевидно! Мифологические стихи, поэма о любви! Самые загадочные и знаменитые стихи столетия! Самые знаменитые! В их основе – несбыточная мечта, загадка перво-истоков! Навязчивая идея, ростки безумия! И путь преступления для психа, которым они завладеют!

У Люсьена пересохло в горле, он замолчал, разжал кулак и глотнул пива.

– И сегодня вечером, – шумно заговорил он, – я проверил Клемана. Я прочел ему это четверостишие. И я могу вам гарантировать, что он впервые слышал эти строки. Убийца не Клеман. Поэтому я и позволил ему уйти.