Под его началом трудилась тысяча самых высокооплачиваемых топ-менеджеров, стоивших ему (помимо зарплаты) ровно тысячу триллионов федеральных казначейских кредитов, выплачиваемых в качестве бонусов ежегодно. Каждый из этой тысячи был заключен в неотличимую от его (Доджера М. Перкинса) капсулы синапсическую оболочку, каждый из находившихся в си-коконах топ-менеджеров почитал своё положение надёжным вложением умственного капитала и исключительно благоприятным для карьерного роста.
Вместе с Доджером М. Перкинсом они составляли единую живую мыслительную машину, определяющую повседневную и перспективную политику компании. У каждого из тысячи была семья и были дети (чем больше, тем лучше; три ребёнка — обязательный минимум); обеспеченные всем, они (семьи) жили в комфортабельных коттеджных пригородах; жёны были верны своим постоянно отсутствующим мужьям (супружеские измены карались строго — преступницы навсегда изгонялись из фешенебельного рая, детей передавали приёмным родителям; главной заботой матерей было воспитание; зачатье было искусственным, семя поступало из банка спермы, куда направлялись будущие топ-менеджеры перед тем, как навсегда исчезнуть за полированными боками синапсического саркофага, внешним видом напоминающего внушительных размеров обоюдоострое куриное яйцо).
«Золотые мальчики» начинали с самых низших должностей (Доджер М. Перкинс, сын могущественного Милфорда Джеймса Перкинса, единственный наследник империи Перкинсов, начинал равным с ними образом; первые шаги в семейном бизнесе он делал в качестве простого посыльного), среди технического персонала, суетящегося в подземных этажах «Башни Триумфального Прогресса». Поднимаясь с уровня на уровень по карьерной лестнице, они достигали сияющих вершин; милостиво допущенные в сонм победителей, они входили в сверкающие чертоги и занимали места одесную и ошую громового престола их господина.
В это мгновение они расставались с призрачным прошлым и обретали величественное настоящее, освящённое неотъемлемым правом творить, кроить и перестраивать историю. Теперь сама жизнь определялась для них порядковым номером этажа; чем больше власти они получали, тем выше возносили их синапсические капсулы корпоративные гравитационные лифты.
...Они могли подниматься вверх, могли опускаться вниз, могли перемещаться по горизонтали и лишь одному, их непререкаемому вождю, находящемуся на вершине этой подвижной пирамиды некуда было двигаться. Его кабинет (просторный зал, в котором покоилось на гравитационных подушках синапс-яйцо) был оснащен единственным вертикальным лифтом, пронзающим 1200-этажный небоскреб насквозь (до самого нижнего уровня, где в пропитанных миазмами разложения бункерах трудятся промышленные парии, рабочие-ассенизаторы), замкнутым на механический замок и зафиксированный контрольным шплинтом, с электродвигателями гравигенераторов, отключенными от силовых кабелей энергоснабжения.
Он достиг вожделенного предела, захватил замок ненасытного дракона, присвоил осиротевшие ценности и назначил себя новым безраздельным правителем взамен отправленного на покой старика отца. Он и только он ныне неограниченно царит на запредельных командных высотах абсолютной непререкаемой власти. Он — это Доджер М. Перкинс, достойный отпрыск рода потомственных коммерсантов Перкинсов.
Доджер М. Перкинс, напрочь забыв о предчувствии, с головой окунулся в нескончаемую суету будничных забот и проблем, параллельно следя за титанической яростной битвой, разворачивающейся на необъятных голографических пространствах мнемонических экранов, где облака тегов и руноподобных меток-отметок, прочерчивая затейливые траектории, сталкивались, рассеивались, плодились, отмирали, сходились в принципиальных схватках, планомерно отступали, беспорядочно бежали, разворачивались и рвались вперёд, теряли и отгрызали существенные куски виртуальных территорий.
Это была картина непрерывной рыночной войны, показанная в режиме реального времени, выраженная абстрактными знаками и за каждым таким значком скрывались чьи-то расчёты, чьи-то надежды, чьи-то приобретения и чьи-то потери.
Доджер М. Перкинс был не последним бойцом в этой тотальной войне всех против всех, ради личной выгоды и персонального благополучия, прочно удерживая возглавляемую им корпорацию в призовой десятке привилегированного списка Константина Гамильтона Форбса, служа наглядным примером для подражания и неустранимой причиной для ненависти.
Разворачивающееся на его глазах сражение потрясало размахом и завораживало накалом бьющей через край первобытной страсти, парадоксальным образом соединённой с трезвым, аналитически выверенным, расчётом, буйным неукротимым напором, остужаемым холодом сдержанной предусмотрительности. Здесь мгновенно сколачивали и вмиг расточали баснословные состояния, складывали и рушили репутации, собирали обширные империи и губили солидные предприятия. Здесь из ниоткуда возникали перспективные имена, проносились огненными метеорами и пропадали в безвестности. Здесь становились великими и впадали в полное ничтожество. Здесь поле боя доставалось мародёрам. Здесь над бурлящим хаосом незримой тенью носилась, присутствовала-господствовала (воспетая либералами-монетаристами, прославленная безупречной неподкупностью) легендарная рука рынка, творя свой беспристрастный суд.
