Беспокойный - [26]

– Шумите, – с укоризной сказал участковый, – сквернословите. На человека напали…

– На какого человека?

– А на стоянке, помните? Вы с ним еще место на парковке не поделили… Вы понимаете, что, если он напишет заявление, вам грозит ответственность – возможно, даже уголовная?

– Ага, – сказал Рублев, разливая чай. – Вот откуда ветер дует! До чего же интересные на свете бывают люди! Вам с сахаром?

– Да, если можно, – сказал лейтенант, забыв о том, что пять минут назад гордо отказался от угощения. – Так что насчет драки, Борис Иванович? Комбат подвинул к нему сахарницу, закурил и ненадолго задумался, помешивая ложечкой в чашке. Ситуация получилась и впрямь интересная – вернее сказать, неожиданная. В самом деле, от подполковника ФСБ можно было ожидать чего угодно, но только не такой мелочной, обывательской, прямо-таки старушечьей мести. Это ж надо – коллективная жалоба! Не поленился обойти соседей – кому позолотить ручку, кого пугнуть служебным удостоверением, – собрал подписи и состряпал кляузу… Ай да подполковник!

– Честно говоря, не понял вопроса, – сказал он наконец. – Я так понимаю, что картина вам ясна. Есть коллективная жалоба, есть показания свидетелей… возможно, есть даже справка о побоях, полученных вашим так называемым потерпевшим. Побоев-то никаких не было, но справку взять – это же раз плюнуть. Особенно для человека, который сумел уболтать столько народу дать ложные показания в письменном виде. Я так понимаю, что в этих показаниях нет ни слова ни про то, кто именно затеял потасовку, ни про пистолет, ни про стрельбу…

– Какой пистолет? – насторожился участковый.

– Травматический. Из которого мне чуть башку не отстрелили. Но этого, понятно, никто не видел, а потому и обсуждать данную тему вряд ли стоит. Мои голословные утверждения против коллективной жалобы и свидетельских показаний – это же тьфу, верно? И после этого ты, лейтенант, еще спрашиваешь, что насчет драки… Да ничего! Не было драки, а было мелкое недоразумение. Которое я, между прочим, хотел уладить миром – по-человечески, по-мужски. Даже бутылку для этого случая припас. А потерпевший твой пропал, как в воду канул. А родственник его, у которого он тут гостил, молчит как партизан. Думает, наверное, чудак, что я его свояку эту бутылку собираюсь в задний проход завинтить. Я бы, конечно, и не против – чтобы, значит, было за что страдать, – да мараться неохота. Вот в общих чертах и все, что я могу сказать по поводу драки. А что до коллективной жалобы, так ты собери своих жалобщиков в кучу, и пусть они мне прямо в глаза повторят то, под чем сдуру подписались. Я понимаю, у тебя служба: раз жалоба есть, обязан реагировать. Ну, так реагируй! Зачем пришел-то – не арестовывать меня, надеюсь?

– Провести беседу, – едва заметно поморщившись, сказал лейтенант.

– Валяй, проводи, – разрешил Борис Иванович. – Да чай пей, а то совсем остынет. Участковый машинально хлебнул чаю.

– А скажите, – произнес он осторожно, – только честно: это правда, что вы один его машину передвинули?

– Это он говорит? – уточнил Борис Иванович.

– Нет, это так, один бомж… Так, говорите, пистолет? Вот, значит, что он искал в помойке…

– Если бомжу все это не привиделось с пьяных глаз, – снова уточнил Рублев, хлебнул чаю и затянулся сигаретой.

– Вот видите, – окончательно оттаял лейтенант, – вы же сами все понимаете…

– Собачья у тебя работа, – посочувствовал ему Борис Иванович. – Все видишь, а сделать ничего не можешь, потому что бумажка сильнее. Кто первый настрочил, тот и прав. Да если б я его хоть разок по-настоящему двинул, ему бы уже и писать-то нечем было. Ладно, не обращай внимания, лейтенант, это я так, к слову… Где тут у тебя расписаться?

– Вот тут, – участковый ткнул пальцем в протокол.

– Надеюсь, это не признательные показания?

– Да вы прочтите, я же не против…

Борис Иванович быстро пробежал бумагу глазами и усмехнулся.

– Впредь не повторится… – пробормотал он. – Что ж, по сути все верно, хотя по форме… гм… как-то… Вроде я и впрямь виноват.

– Вы же сами понимаете, – повторил участковый, глядя, как он ставит под протоколом беседы размашистую подпись. – Хотите совет? Если он все-таки напишет заявление, с вас возьмут подписку о невыезде. Так вот, пока он думает, я бы на вашем месте уехал из города. Что вы, в самом деле, тут сидите? Лето на дворе, море зовет… Да сейчас везде хорошо…

– Кроме Москвы, – подсказал Рублев. – Сговорились вы, что ли? Вот не было печали…

– И не тяните, – собирая бумаги, посоветовал участковый. – Да, и с соседями как-нибудь… В общем, постарайтесь обойтись без выяснения отношений.

– Делать мне больше нечего, – проворчал Борис Рублев.

Когда участковый ушел, он безо всякого удовольствия допил чай и некоторое время курил, глядя в окошко, за которым все еще шел спорый, частый летний дождь. Потом в дверь опять позвонили. Оказалось, что это явился с извинениями один из соседей: не держи зла, Иваныч, но ты же сам все понимаешь… Отметив про себя, что сегодня окружающие слишком часто взывают к его понятливости, Борис Иванович постарался извлечь из ситуации максимальную выгоду. Визитер, выступавший, как выяснилось, от имени всех остальных соседей, подписавших пресловутую коллективную жалобу, имел недурные связи, и Рублев, без зазрения совести воспользовавшись его неловким положением (поделом вору мука, нечего было кляузы подписывать), попросил его похлопотать насчет трудоустройства и, если понадобится, лечения Сергея Казакова. В другое время сосед наверняка счел бы такую просьбу чрезмерно обременительной, но сейчас он воспринял ее с видимым облегчением. Наверное, он ожидал, что Борис Иванович потребует от него дать правдивые показания против подполковника ФСБ Михайлова, и не знал, как от этого отвертеться, потому и обрадовался, когда вместо этого справедливого требования прозвучала пустяковая, по большому счету, просьба. Они расстались довольные друг другом, и каждому при этом казалось, что он заключил чертовски выгодную сделку. Сосед был во многом прав, Борис Иванович ошибался, но с некоторых пор это перестало иметь принципиальное значение, поскольку события уже свернули в колею, которая должна была увести его очень далеко от склочного подполковника ФСБ Михайлова.