Бесплодные земли - [4]

Роланд пожал плечами. Ему было трудно представить себе такой мир — разве не сказано в Великой Книге: «Не жалей розги, дабы не упустить ребенка»? — однако он все же не думал, что Сюзанна его обманывает.

— Ваш мир не сдвинулся с места, — сказал он только. — В нем все по-другому. Разве я сам этого не понимаю?

— По-моему, понимаешь.

— Во всяком случае, вы с Эдди уже не дети. Я совершил бы ошибку, если бы стал обращаться с вами как с малолетками. Если была нужда в испытании на зрелость, то вы уже его с честью прошли.

Хотя он не сказал этого вслух, но про себя подумал о том, чем все закончилось там, на берегу, когда она тремя выстрелами разнесла трех омарообразных тварей, не дав им растерзать и его самого, и Эдди. Увидев ее ответную улыбку, он решил, что она сейчас думает о том же.

— Ну так что ты намерен делать, если я все шесть раз промажу?

— Я посмотрю на тебя. Вот так. Мне кажется, этого будет достаточно.

Она мгновение подумала и кивнула:

— Да, наверное.

Потом еще раз проверила ружейный ремень. Он был перекинут через ее грудь, как плечевая портупея (Роланду эта конструкция больше напоминала лямку докера). С виду эта вещь казалась весьма простенькой, но им потребовалась не одна неделя проб и ошибок, чтобы приладить ремень как следует, — пришлось хорошо поработать портняжной иглой. Сам ремень и револьвер с сандаловой рукоятью, что торчала из древней промасленной кобуры, раньше принадлежали стрелку. Он их носил на правом бедре. Последние пять недель он мучительно свыкался с мыслью о том, что ему больше уже никогда не придется носить кобуру справа. Спасибо омарам. Волей-неволей пришлось стать левшой.

— Ну и как оно? — спросил он еще раз.

На этот раз Сюзанна рассмеялась.

— Роланд, этот старый ремень, наверное, ни на ком раньше так хорошо не держался. Так мы что будем делать: стрелять или сидеть тут и слушать вороний концерт в поднебесье?

Ощущение было такое, как будто под его кожей шевелятся тонкие колючие пальчики. Роланд напрягся. Наверное, Корт чувствовал то же самое, несмотря на всю его грубость и всегдашнее непробиваемое выражение. Ему хотелось, чтобы у нее все получилось… ему было нужно, чтобы у нее получилось. Но показывать этого было нельзя. Это могло привести к катастрофе.

— Повтори еще раз, Сюзанна, что мы с тобой проходили.

Она вздохнула, притворившись рассерженной… но когда заговорила, насмешливая улыбка стерлась сама собой, а красивое лицо стало серьезным. И из ее уст он снова услышал древний катехизис, но слова его воспринимались по-новому. Он никогда раньше не думал, что ему доведется услышать эти слова от женщины. Но как естественно они звучали… и в то же время как-то странно, едва ли не угрожающе.

— «Я целюсь не рукой; та, которая целится рукой, забыла лицо своего отца.

Я целюсь глазом.

Я стреляю не рукой; та, которая стреляет рукой, забыла лицо своего отца.

Я стреляю рассудком.

Я убиваю не выстрелом из револьвера…»

Она запнулась и указала на камешки, блистающие вкраплениями слюды.

— Я не буду никого убивать… это же просто камешки.

Ее выражение — чуть надменное, чуть шаловливое — говорило о том, что она ждет, когда Роланд начнет на нее сердиться. Может быть, даже придет в ярость. Однако Роланд и сам когда-то испытывал то, что она переживала сейчас; он не забыл, что стрелки-новички обычно капризны и горячи, постоянно взвинченны и способны огрызнуться в самый неподходящий момент… и он открыл в себе неожиданные способности. Понял, что может учить. И более того, ему нравится учить. Иногда Роланд ловил себя на мысли о том, что он задается вопросом: а как было с Кортом — так же? Да, наверное, так же.

Теперь вороны начали хрипло кричать и из чащи леса. Роланд машинально отметил, что крики стали тревожными и больше не походили на вопли ссорящихся пернатых: похоже, их что-то вспугнуло. Однако ему сейчас было чем занять свои мысли, чтобы думать еще и о том, что могло напугать ворон, так что он просто переключился и вновь сосредоточил все внимание на Сюзанне. Сейчас нельзя расслабляться, иначе он рисковал нарваться еще на одну, на этот раз не столь игривую колкость. И кого надо будет за это винить? Кого же, как не учителя? Разве не он учил ее огрызаться и показывать зубы? Учил их обоих? Разве в этом не весь он, стрелок: вдруг взбрыкнуть, сорвать пару правил строгого ритуала и переврать несколько стройных нот катехизиса? Разве он (или она) — не сокол в человеческом обличье, натасканный на то, чтобы клевать по команде?

— Нет, — сказал он, — это не камни.

Она приподняла бровь и снова заулыбалась. Теперь, когда Сюзанна поняла, что он не станет орать на нее, как это частенько случалось, когда она капризничала или делала что-то не так, замешкавшись, в ее глазах снова мелькнул этот насмешливый блеск — солнечный зайчик на стали, — который ассоциировался у Роланда с Деттой Уокер.

— Правда? — Насмешка в ее голосе была по-прежнему добродушной, но Роланд чувствовал: если сейчас он даст ей малейшее послабление, насмешка станет злобной. Она уже вся напряглась и начала выпускать коготки.

— Да, это не камни, — также с насмешкой ответил он, опять улыбаясь, но теперь улыбка его стала суровой. — Сюзанна, ты помнишь