Бесноватые - [78]

– Предположим, – сказал Джеффри, – что на вас не это прекрасное вдовье платье. Предположим, что на вас шлафрок из полушерстяной ткани, такой, какой был на Грейс Делайт, без всяких там обручей и нижних юбок.

– Пустите меня! Я не желаю этого терпеть!

– Придется. Предположим, наконец, что тело ваше – не гладкое и упругое, каким оно останется еще по крайней мере несколько лет, что кожа у вас дряблая, как у жирной старухи, которую я собираюсь убить. Не вырывайтесь, сударыня.

Когда она обернулась и взглянула на него через плечо, выражение ее лица, искаженного яростью и в то же время сохраняющего какое-то неуловимое кокетство, переменилось, как только она увидела, что Джеффри достал из внутреннего кармана своего камзола.

– Это – вязальная спица, – объяснил он. – Обычная вязальная спица, только один конец у нее заточен, как игла, а другой срезан, так что спица укорочена. Используя ее как стилет, в том случае, если бы я…

– Пустите меня! Я умру сейчас! О Господи, сжалься и помоги мне! Я умру сейчас!

– Используя спицу как стилет, я мог бы вонзить ее вам под левую лопатку и достать прямо до сердца. Не дергайтесь, сударыня, а то я могу не справиться с искушением рассчитаться с вами за весь вред, который вы причинили.

– Вред? Причинила? Я?

– Есть и более тяжелые способы расставания с этим миром. В данном случае смерть была бы насильственной, но она была бы почти мгновенной. Затем, уже не торопясь, я мог бы надавить на кончик спицы ладонью или большим пальцем, и вся она полностью погрузилась бы в дряблую плоть.

Рана, крошечная и глубокая, была бы совершенно незаметна. Не было бы никакого наружного кровотечения. Ни прокола, ни разреза не осталось бы на платье из неплотной ткани. А общее впечатление было бы такое, что человеческая натура, в принципе склонная к ошибкам, расценила бы эту смерть как случайную, как смерть от испуга. В то же время налицо признаки…

Джеффри выпустил руку женщины.

Лавиния Крессвелл, шатаясь, подошла к сундуку, стоящему под окном. Шляпка ее съехала на сторону, волосы растрепались; на лбу, над плоскими ее глазами, выступили розовые пятна. Тем не менее она сумела устоять на ногах и повернулась к Джеффри.

– Кто это сделал? – выкрикнула миссис Крессвелл. – Кто?

– Ваш муж, милая госпожа, ваш первый и законный супруг. Даже если вы удивлены, пожалуйста, не нужно так уж ужасаться содеянному им. Этот жалкий человечек хотел сохранить вас – сходные чувства испытывали к другим женщинам другие мужчины. Обладать же вами он мог, только имея деньги, которые вы от него требовали. Если же вам требуется уточнение, касающееся того, кто это содеял…

Джеффри направился к женщине, но свернул в сторону и остановился у табурета, на котором стояло блюдо со свечой. Положив спицу, он взял свечу, подошел к двери в спальню и поднял свечу, так чтобы свет упал на лицо человека, находящегося в комнате.

– Это сделали вы! – сказал он. – Вы, доктор Эйбил.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Любитель обходных путей

К часу ночи, когда почти все уже было кончено (только кому-то еще предстояло умереть), в той же самой комнате появились новые лица и закипели новые страсти.

В спальне под камином отыскалось целых полдюжины свечей, которые и освещали сейчас комнату: две стояли в закопченной миске на складном стуле, еще две – на тарелке на стуле, принесенном из спальни, и две, просто прилепленные к полу, горели по обе стороны люка. Никогда за все время своего существования – с самого начала и, видимо, до того момента, как кирки рабочих обратили ее в пыль, – эта комната не освещалась так ярко. На крышке сундука с хлыстиком в руке сидел судья Джон Филдинг. Он казался вполне умиротворенным, хотя несколько раз, когда он не мог добиться ответа на какой-нибудь свой вопрос, олимпийскому его спокойствию приходил конец, и он принимался орать на Джеффри, а тот орал в ответ. После этого судья вновь обретал величественный вид, но продолжал задавать вопросы с прежней настойчивостью.

– Рано или поздно, – говорил он, – вам придется рассказать мне все. Хотя бы нам пришлось для этого просидеть здесь до самого рассвета.

– Но ведь почти обо всем вы уже знаете или догадываетесь, – отвечал Джеффри.

– Знаю, но не от вас.

– Возможно, что-то и не от меня.

Было слышно, как внизу, в коридоре, с кем-то тихо разговаривает Брогден. Здесь же, наверху, кроме них двоих были только воспоминания о недавних событиях.

– То есть вы хотите сказать, – в голосе главного судьи зазвучало недоверие, – что готовы были отпустить эту парочку? – Судья выбросил вперед свой хлыстик. – Вы всячески темнили, скрывая свои планы. Неужели, если бы я не заподозрил чего-то в этом роде, не явился сюда с двумя людьми и не поинтересовался вашими намерениями, вы позволили бы этим нарушителям закона уйти от нас? Уехать в Йорк, сесть на корабль и, возможно, вообще избежать наказания?

– В данных обстоятельствах – нет. Думаю, что нет.

– «В данных обстоятельствах». Что это за ответ такой?

– Самый правдивый ответ.

Лицо слепого под большой треугольной шляпой подалось вперед. Хлыстик задергался, как будто отыскивая люк в полу.

– Перестаньте! – крикнул судья Филдинг. – Здесь прозвучало уже столько признаний, что вам не о чем раздумывать. Когда эта женщина, Крессвелл, выкрикнула, что она действительно думает о докторе-убийце, он не колебался и признался во всем. Сказал лишь, что женщина ни в чем не виновата. Но в целом, я не сомневаюсь, это было сплошное лицемерие…