Бесконечные Вещи - [30]
Прочитав книжечку, Иоганн Валентин Андреэ не мог оставаться на месте и всю ночь бродил по тихим улицам. Что ему сказали сделать? О чем попросили? Как может быть всеобщая реформация мира так рядом и одновременно невозможна? В более позднюю эпоху, тогда еще непредставимую, сказали бы так: через него проходит ток этой работы, и сопротивление души нагревает его до белого каления.
Потом молчание. Silentium post clamores>[148] — обещала книжица, пауза, дающая время поработать душе, больше говорить ничего не надо.
А потом, через год, новый призыв, еще одна libellum>[149], на это раз на латыни:
«Краткое рассмотрение таинственнейшей философии, составленное знатоком философии Филиппом Габелльским, публикуемое ныне впервые вкупе с Исповеданием Братства Р. К. Издано в 1615 году в Касселе Вильгельмом Весселем, печатником наисиятельнейшего князя».
Таинственнейшая философия была знаком, который, казалось, он всегда знал и, в то же самое время, видел впервые.
Consideratio>[150] знака было арифметическим или mathesis>[151], форма знака — stella hieroglyphica>[152] — говорила сама за себя. Оно начиналось с пифагорейского Y, а затем должен был следовать рассказ, история вселенной, описанной как путешествие души, или, наоборот, путешествие души, описанное как вселенная. Иоганн Валентин Андреэ поглядел на знак, показавшийся ему маленькой человеческой фигуркой, а потом внимательно прочитал абзацы, рассказывающие о злоключениях, разделении и последующем объединении, создавших символ. И чем больше он глядел, тем больше понимал и меньше знал. Он тряхнул головой и засмеялся, чувствуя себя обманутым и заинтересованным; отбросил книжку в сторону, потом опять взял в руки. Да, шутка, но хорошая. Или не шутка: старый холодный мир заканчивается, и на него вот-вот прольется поток правды, света и красоты, который, по повелению Господа, должен сопровождать выгнанного из рая бедного Адама и смягчить его горе.
Весь прошлый год Иоганн Валентин втайне изучал Великое искусство превращения, которым, как говорили, Братство занималось во многих местах; ему, по-видимому, приказали изучить алхимию, если он хочет стать одним из них, если, конечно, они вообще существовали; он хотел понять, сколь далеко в Натуру простирается его познание. Его мать сама была фармацевтом и создавала materia medica>[153]; он, еще ребенком, стоял рядом с ней, когда она работала с перегонными кубами и печами, но сейчас ему не хватало мужества в одиночку зажечь физический огонь и смешать физические alchymia>[154] в физических перегонных кубах, начать мучить materia>[155] и поставить атенор>[156] в физическую печь. Однако он был уверен, что это не единственный способ работать с Искусством. Сердце — та же печь, а мозг — атенор. Так что, этот знак, эта stella hieroglyphica, на которую он смотрел, могла сама быть précis>[157] или сокращенным изложением всего Искусства. Это математические кости гомункула, нарисованный человечек, которого нужно одеть в плоть, и этой одеждой является Работа, а объектом и целью — Личность, получающаяся в результате.
Однако в пронумерованных цифрами и буквами параграфах Consideratio не было никакого рассказа. Превращение, происходящее в огне или в сердце (подумал Андреэ) выше любого рассказа. Так что, если ему нужен рассказ, он должен написать его сам.
И он напишет его сам. В его собственном сердце произошло болезненное и приятное превращение — и он должен написать рассказ, отсутствующий на этих страницах. И каждая глава в нем будет рассказывать еще один кусочек истории, истории о том, как разделенный человек был собран заново, пока не настанет неизбежный счастливый конец.
Но он не будет метать свой жемчуг перед невежественными свиньями: в своей истории творений Искусства он не откроет этих творений никому, за исключением тех, кто уже знает их. Для всех остальных это будет веселый шуточный рассказ. Ведь говорят, что озорная история Апулея, «Золотой Осел», на самом деле является рассказом о превращении в виде комической повести, которой никто не обязан верить.
Иоганн Валентин Андреэ, лютеранский пастор из Тюбингена, положил рядом с собой Consideratio, чтобы тот направлял его, сел за стол и начал писать комедию или ludibrium>[158] («потому что мое вображение столь сильно поразила игра английских актеров», скажет он позднее). Он написал заглавие: «Химическая свадьба Кристиана Розенкрейца». Брат К. Р. К. — это герой и автор; отныне его имя открылось миру; он Кристиан Розенкрейц, уже немолодой, но еще не рыцарь; в начале пьесы или ludus>[159] он молится, готовя свое сердце к празднику пасхи, и тут начинает дуть ветер, сильный ветер, ужасный ветер>[160]:
Поднялась настолько ужасная буря, что, казалось, весь холм, на котором стоял мой маленький дом, вот-вот развалится на части; однако неоднократно зрел я, как Диавол делает подобные кунштюки (ибо Диавол часто пытался искусить меня); и только укрепил я свое сердце и вновь отдался размышлениям, как почувствовал, как кто-то коснулся меня сзади.
