Бесконечные Вещи - [13]
— Эй, — сказала она. — Ты же знаешь, я верю в бога.
— Ты?
— Конечно. Не гляди на меня так удивленно. Без него я бы никогда не прошла через то, через что прошла. Никогда. Я бы не прошла. — Она захихикала над собой, над выражением его лица. — Ну, то есть, я не хожу типа в церковь; ты же знаешь, я не очень-то хорошая. Но все-таки. Да. Никогда бы не выжила. Без него. А кто может?
Одно мгновение, долгое мгновение он знал, на что это похоже: основа бытия становится твоим другом и помощником, сила ниоткуда вливается в твое сердце, не пытаясь судить, ничего не спрашивая, давая все, что тебе нужно, последнее средство. На мгновение так и было: ничего не менялось, оставалось таким же и в то же время другим. Потом оно ушло.
Он встал. В окно лился зимний лимонный свет, и Пирс подумал, что знает, почему она не зажигает свет — у нее нет электричества и денег, чтобы оплатить счета. Он не стал снимать пальто.
— Ладно, — сказал он.
— Пирс, — тихо сказала она. — Не уходи.
Она поднялась и взяла его за руку. Потом налила ликер в крошечный многоцветный стакан. Долгое время они сидели вместе; он слушал историю ее жизни и скучал — обычное чувство в присутствии того, кого когда-то любил, давно потерял и не можешь вернуть. Она провела его по своей квартире: спальня кухня передняя подряд, как в той квартирке, в которой он жил, когда они впервые встретились, и в которой раньше жил с Джулией Розенгартен: ветхозаветное жилье. Неиспользуемый холодильник, покрытый ажурной, отделанной бархатом шалью со зверями и птицами Эдема. Снаружи, на подоконнике, бутылка сока, буханка хлеба и несколько пластиковых контейнеров для хранения холода.
— Ты когда-нибудь подключишь электричество?
— Тогда мне придется расписаться на бумаге. Я снимаю эту квартиру у одного типа, который тоже снимает ее. И плачу счета наличными. Я — невидимка, Пирс.
Спальня, предложенная ему тем же жестом, каким Капитан предложил ему его собственную. Заполненная все теми же безделушками — такая странная форма искусства или причуды, которой она отдавала свое время, свои мысли, составляя миниатюрные наборы, живые кукольные картинки и диорамы, которые никогда не видел никто, кроме нее, ее друзей и любовников. Что будет, когда она постареет? Он подумал об этом и отвернулся.
— Они ценные? — спросил он, указывая на группу из миниатюрных женщин, собравшихся на шабаш на холодильнике: русалка, Барби, Бетти Буп>[48] и Бетти Крокер>[49]. Он заметил и фигурку китаянки, сделанную из слоновой кости, нагую и отмеченную тонкими синими линиями: насколько он знал, когда-то с помощью таких фигурок женщины консультировались у врачей, не желая обнажаться и показывая свои болячки на голых статуэтках.
— Не знаю, — сказала она и подняла китаянку. — А ты как думаешь?
— Да, мне кажется.
— Тебе она нужна, — сказала она.
— Ты думаешь?
— Да. — Она взяла его руку и вложила маленькую даму в его ладонь. — Да.
Если бы он сомкнул пальцы, фигурка бы спряталась, почти. Харита назвала сумму; меньше, конечно, чем китаянка стоила на самом деле, но все равно приличную. Он-то думал, разумеется, что речь идет о подарке, и постарался не выдать разочарования. И глубокомысленно кивнул, изучая вещь; потом дал ей подержать и достал деньги. Деньги Фонда, сказал он, на поездку.
— Конечно, — сказала она. — И это первый сувенир.
— Ладно.
Она предложила завернуть ее во что-нибудь, но Пирс просто положил фигурку в карман пальто нагой.
— Ничего ей не сделается, — сказал он.
— Ладно. — Она взяла его за руку, и они прошли вместе несколько шагов до ее двери. — Знаешь, Пирс, люди в конце концов узнают многое о себе. Иногда даже то, чего не хотят знать.
— Да.
— И вот я узнала, что у меня не такое уж горячее сердце. Ну в смысле, что оно не греет себя само. — Она легонько коснулась груди, указывая на скрытое сердце. — Мне нужно, чтобы меня любили. Чтобы кто-нибудь втрескался в меня по самые яйца. Если втрескаются, то... — Она изобразила, как разгорается огонь. — Ты понял?
— Да.
— У тебя теплое сердце, — сказала она. — Настоящий маленький мотор. Я всегда так думала.
— О, — сказал он. — Даже не знаю. Просто чувствую, что потерпел поражение. Она ушла к ним, потому что запуталась, по-настоящему. Почти фатально, на самом деле. Да, я уверен. Однажды ночью на холме, в ее машине, когда она... Неважно. Но я не видел, не понимал, что она в беде и надо что-нибудь сделать для нее. Хоть что-нибудь. Но не сделал.
Харита слушала и молчала.
— Как я могу назвать это любовью? Если я ничего не сделал?
— Не похоже, что она рассчитывала на тебя, — тихо сказала Харита и внимательно посмотрела на Пирса. — Верно?
— Да.
— То есть никакой сделки, верно? — Она обняла себя руками; в дверном проеме было холодно. — Надо было заключить сделку. Вы же никогда ни о чем таком не говорили, так?
— Да.
— Вот видишь.
Наверное, на его лице отразилось сомнение, потому что она взяла его за лацкан и посмотрела снизу вверх золотыми глазами.
— Ты хороший парень, — сказала она. — И тебе нужен кто-то хороший. Но, Пирс... — Она подождала, пока он не посмотрел на нее. — Вы должны были заключить сделку и ее придерживаться. Ты и она. Вы должны были знать, какую сделку заключили, что по ней получаешь ты, а что она. Должны были заключить. Даже я это знаю.
