Бесконечные дни - [48]

Винона все склонялась набок и сползала с седла, а потом совсем скрючилась и побелела от боли, так что на рассвете я срезал два шеста, привязал поперек третий и сделал волокушу, затянув ее тряпками, какие у нас были, прикрыл Винону своим платьем и повез ее дальше на этой штуке. Винона была такая легкая, что я словно листок волочил. И ни разу не застонала, хотя могла бы, учитывая, как ей было больно. Я бы на ее месте точно стонал от души, скажу я вам. Такой удар пули – считай, тебя братец Смерти навестил. Вот что.

В письме Лайдж Маган велел нам тихо обойти городок Парис под прикрытием леса, что растет к западу от него, и когда мы выйдем из леса, то увидим ручей, и тогда идти по тропе вдоль берега ручья на запад. Так мы и сделали.

Глава восемнадцатая

Уже с этой тропы видно, как велика нужда Лайджа. Красивейший ручеек – как бесконечная заиндевелая борода. Поле за полем неухоженной земли. Высокие почерневшие будыли сорняков и гниющий полусобранный урожай. Эта пожелтелая земля, а за ней – испуганное небо простирается всю дорогу наверх, до самого рая, а на горизонте торчат сучья и пни неизвестных черных деревьев. Дальше, на горизонте, мешанина холмов и упрямого леса, а еще дальше, может, горы в ермолках снега. Но в хозяйстве не хватает рук на поля, это уж точно. По ним видно, что за ними не ухаживают. Никакого порядка на них нет, ни армейского, ни еще какого. Мы медленно приближаемся к дому, и вот уже видим старину Лайджа, темечко, Господь его храни, совсем седое, а улыбка прорезает пегую от седины длинную бороду. Без шляпы, а волосы – как струйка дыма. Странно видеть его в штатском, это уж точно. Старший сержант Маган. Знаменщик полка. Он спустился с крыльца на утоптанный песок и взял нас за руки. Клянусь Богом, глаза у него заблестели. Эй, Лайдж, как жизнь? Ничего-ничего.

Потом мы рассказываем ему про Винону и усатого, и он говорит, что знает его. Этот человек вовсе не полковник, но какой-то чин в армии южан у него был. А эти люди с ним – его бывшие подчиненные. Они рыщут по округе, творят всякие непотребства и вешают черных. Мы говорим, что видели их рук дело по пути сюда. Оно самое, говорит Лайдж. Если он остался жив, то вы его снова увидите, это уж точно. Его зовут Тэк Петри. Кажется, Тэк Петри его кличут, говорит Лайдж.

Но, Бог свидетель, нам сейчас не до Тэка Петри и его возможной кончины или же воскресения. У Лайджа работает обходительная женщина, ее звать Розали, и она принимается ухаживать за Виноной. Приносит ее со двора и поднимает в дом. Ветерок эдак подхватывает мое платье, и оно падает на землю. Это чье, спрашивает Розали. Это миссис Коул? А она где? Мы не знаем, что ответить. Розали кладет Винону на скамью у большого длинного очага. Я не припомню, когда видел Лайджа таким счастливым. Наверно, у него камень с души свалился. У Розали есть брат, он работает на Лайджа. Теннисон Бугеро. Они освобожденные негры, и Теннисон держит пять акров в издольщину. Пока мы не приехали, у них с Лайджем не на чем было пахать, кроме запаленной кобылы. Мул в этих местах стоит втрое дороже лошади, говорит Лайдж. Мулы, они тут на вес золота. Он безумно счастлив, что мы привели сразу четырех. Я говорю, что это, как бог свят, лучшие мулы на свете. Рассказываю ему про вьючного мула и мула Виноны, оставшегося без всадника, – про то, как они побежали за нами. Разрази меня гром, говорит Лайдж. Кто бы знал, что такое бывает. Мы спрашиваем его, не слыхал ли он чего от Старлинга Карлтона и как тот поживает. Лайдж отвечает, что слышит любой шорох к западу от реки Норт-Платт и что на равнинах все полностью посходили с ума. Сиу ходят с набегами как у себя дома. Поймал-Коня-Первым появился снова, собрал себе новое племя. Короче, все катится к черту. Лайдж слыхал, что Дэн Фицджеральд выбрался из Андерсонвилля и теперь лесорубом на Аляске. Вот это хорошая новость, говорю я. Удивляет, впрочем. Я думал, он верный покойник. Угу, он выбрался, говорит Лайдж.

Так мы и осели в Теннесси, на манер поселенцев. Подхватили местные напевы. Вскоре ко мне в руки по случайности попала плачущая горлица. Джон Коул нашел ее в лесу раненую, с подбитым крылом. Он крадется по лесу так бесшумно, словно он вовсе куница, а не человек. Бывают дни, когда не слышно звуков. Когда прожилки длительного света слетают на торжественную землю. Иногда здесь бывает так тихо и недвижно, что я не слышу никого и мне кажется, что наступил конец света. И черт побери, в один беззвучный полдень во двор бесшумно прокрался Джон Коул с деревянным ящиком в руках. Он сидит со мной, болтает, и все это время за его болтовней я слышу из ящика непонятный лязг и шебуршение. Я поглядываю на ящик. Джону Коулу весело, что он сбил меня с толку. Он все это время говорит про новый оперный театр в Мемфисе и что нам надо туда поехать, посмотреть на этот театр. У Джона Коула к тому времени отросла такая огромная борода, как будто он сражался на стороне мятежников. Как будто он дрался при Аппоматтоксе под командованием генерала Ли или еще чего похуже. Его можно принять за чертова полковника южан, но я не хочу резать правду-матку. Потому что, каков бы ни был, он прекрасен. Время тянется, а он разглагольствует про певцов, которые гастролируют по стране, королевы и все такое, и вдруг расставляет руки и вроде как склоняет лицо набок, словно говоря: ну что, ты, должно быть, голову ломаешь, что это я такое принес? Ну да, я и правда голову ломал, немножко. И вот он открывает крышку, и высовывается голова: изогнутый клюв и глаз-бусинка. И спрашивает, хочу ли я ее выходить. Я сказал, что хочу или вроде того. А как бы ты ее назвал? Ну, я бы ее назвал Генерал Ли, потому как ты нынче в точности похож на него. Какой ты недобрый, говорит он. Генерал Ли выпрыгивает из коробки и принимает командование. А потом срет нам на стол.