Бесконечные дни - [37]
Глава четырнадцатая
Ближе к сумеркам эти засранцы опять лезут в наступление. Ветерок поменялся и теперь дует с востока, и на реке – миллион мелких волночек-оборок, словно работа миллиона белошвеек. Древние вестники сумерек – слепота мало-помалу наползает на землю, и в небо медленно просачивается длинная высокая полоса цвета яблок. Далекие горы, раньше голубые, темнеют и чернеют. Ртуть в термометре падает. Вероятно, мы уже не так готовы, как раньше; впоследствии будет сказано много резких слов о защитных укреплениях – там, где сортиры и полевой госпиталь. Должно быть, мятежники просочились там, как красная полоса – в небо. Первым делом на нас налетает кавалерия, но они, должно быть, нащупали слабину, и вот вливаются через то место, где у нас склады, и бросают лошадей на укрепленный рубеж в тылу. За этим рубежом – наши, черт бы их драл, полковники и все прочие. Мы все это видим, стоя как дураки на брустверах. Как дураки мы стоим из-за вечерней полутьмы. Мы чувствуем приближение бойни и, стараясь избежать ее, сами в нее бросаемся. Первые когорты темноты – тоже наши враги. Сам мир и природа его – против нас. Сотни наших отбивают атаку как могут, и кони разворачиваются и уносятся в кляксы новорожденной ночи. Дальше, видимо, полковник сообразил, что к чему, и нам велят вылезти из-за брустверов, и рассредоточиться по полям, и там встретить мятежников, если они снова придут. Ни единая душа среди нас не хочет вылезать из-за брустверов. Для чего мы их копали, черт возьми, и с какой стати нам их теперь бросать. Гущины и пустоши темноты нас не манят. Дэн Фицджеральд смотрит на меня в ожидании приказа, а я молчу. Нам идти или как, спрашивает он. Я бы не пошел, говорю я. Но похоже, надо, говорю я. За честь Бундорраги, смеется он. Что хорошего сделала тебе Бундоррага в твоей жизни, спрашиваю я. Ничего, отвечает он. Ну и вот, говорю я. С этими словами мы перебираемся через передовой ров, потом все дружно – с тысячу человек – бредем, спотыкаясь, по полю, и, к счастью, на этот раз мятежники посылают не целую армию, а лишь несколько рот. Может, прощупывают путь. Может, больше народу не спрячется за здешними невысокими холмами. Так что мы в десяти шагах от своих укреплений, среди сочной виргинской травы, и река безмолвно и величественно катит воды, обрамленные рюшами волн, и по воле случая отряд, выезжающий прямо на нас, – тот самый ирландский сброд, который мы заметили раньше. По воле случая, какие часто бывают на войне. Лайдж Маган поднял наше знамя и выступает вперед в середине отряда. Мы идем по травам твердым шагом, с примкнутыми штыками и нацеленными ружьями. Мы ничего не собираемся делать, пока тот, другой отряд не ускорит шаги. Вот они зашевелили ногами быстрее. Капитан Уилсон приказывает, и мы переходим на бег. Никто не хочет, но все делают. Вот уже слышится треск – мятежники начали стрелять, и поле вмиг занимается пожаром шума и ответных выстрелов. Перезаряжать некогда, и мы бросаемся в штыковую атаку. Крик зарождается у меня в горле – сперва маленький, потом все громче, и вот уже рев тысячи глоток, и капитан ревет громче всех. Напугали бы и архангела. Этот рев громче любого урагана, в нем слышится странная жажда и что-то близкое к жестокости. Наши противники расстреляли все заряды и попросту побросали мушкеты на землю, отомкнув штыки, – и вот теперь наступают со штыком в одной руке и ножом в другой. Мы про такое сроду не слыхали. Из дальней темноты доносится смятенный топот коней, и мы молимся, чтобы это оказалась наша кавалерия. Сабельная рубка, пистолетные выстрелы. Всадники склоняются с седла – перерезать сухожилия и мускулы. И все это в надвигающейся тьме. Атака в сумерки – что это, гений или безумие? Мятежники-ирландцы тоже кричат, грязно ругаются по-гэльски. Мы схлестываемся – борем, бьем, режем. Эти ребята здоровенные – потом мы узнаем, что их набрали на железной дороге и в доках Нового Орлеана. Крупные парни, привычные к месилову и мокрым делам. Они не для того бегут на нас в темноте, чтобы по головке погладить. Они хотят забрать нашу жизнь, вырезать сердце, убить, заткнуть, остановить. Огромный сержант пытается вонзить в меня нож, и я вынужден вогнать штык ему в брюхо. Благородные противники сражаются минут десять, и за это время сотни людей падают на землю. Десятки стонут и зовут на помощь. Темнота почти полная, и мятежники вновь разворачиваются, чтобы отступить, и кавалерия позволяет им уйти, потому что в этой ночи, густой, как суп, ничего не увидишь. Солдаты мятежников и солдаты союзников равно лежат, истекая кровью во мраке.
Воцаряется странное затишье. Раненые ревут, как неумело забиваемый скот. Кому-то перерезали горло, но не полностью. Глотки булькают, руки и ноги содрогаются в агонии, а многие ранены в живот, что сулит верную и чудовищно мучительную смерть. Потом тихо восходит луна, бросая на землю длинные пальцы почти бесполезного света. Мы плетемся обратно к брустверам, расталкиваем санитаров, и раненых тащат обратно в лагерь на новеньких носилках. Перевязочный пункт выжил после кавалерийской атаки, и хирург с бинтами и пилами уже на посту. Пулевых ранений больше, чем ожидалось, и, хоть я, по правде сказать, не слышал снарядных разрывов во время наступления, у многих раненых не хватает рук, или ног, или руки и ноги бессильно свисают. Помощники хирурга зажигают большие керосиновые лампы, и пилка начинается. Госпиталь в ближнем тылу еще не оборудован, поэтому – сейчас или никогда. Все, что можно забинтовать, туго бинтуют. Куча рук и ног у операционного стола растет, словно гора товара на прилавке зловещего мясника. Разводят огонь, калят железо, прижигают раны, удерживая силой кричащих солдат. Мы в душе знаем, что им не выжить. Начнется гниль, и, может, мы и дотащим раненых на север, но Рождества им уже не увидать. Проступит мерзкое черное пятно, и начнутся адские муки. Мы это уже сто раз видали. Но хирург продолжает работу – так, на всякий случай. Он потеет не хуже Старлинга Карлтона. Их слишком много, слишком много. Мы молимся, чтобы хоть кому-то повезло. Вот Лайдж Маган, из шеи торчит нож. Он, должно быть, без сознания – тело вялое, словно у спящего. Может, ему эфиру дали, дураку такому. Пропитанный кровью хирург перевязывает обмякшую шею Лайджа и велит отложить его в сторону. Следующего, следующего тащите. Да, доктор, но спасите нам старину Лайджа. Он самый лучший. Уберите этого дурака, говорит хирург. И его можно понять. Он будет трудиться еще семь часов. Господь да направит его окровавленную руку. Наши товарищи. Бедные, исковерканные тела бессильных людишек.
Роман Себастьяна Барри «Скрижали судьбы» — это два дневника, врача психиатрической лечебницы и его престарелой пациентки, уже несколько десятков лет обитающей в доме скорби, но сохранившей ясность ума и отменную память. Перед нами истории двух людей, их любви и боли, радостей и страданий, мук совести и нравственных поисков. Судьба переплела их жизни, и читателю предстоит выяснить, насколько запутанным оказался этот узел.
От дважды букеровского финалиста и дважды лауреата престижной премии Costa Award, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «светоносный роман, горестный и возвышающий душу» (Library Journal), «захватывающая история мести и поисков своей идентичности» (Observer), продолжение романа «Бесконечные дни», о котором Кадзуо Исигуро, лауреат Букеровской и Нобелевской премии, высказался так: «Удивительное и неожиданное чудо… самое захватывающее повествование из всего прочитанного мною за много лет». Итак, «Тысяча лун» – это очередной эпизод саги о семействе Макналти.
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!