Бесконечные дни - [17]
Белые люди не умеют так читать следы по всей равнине, сказал он, и мы удивились. Это было похоже на похвалу.
Мы встали лагерем там, где наши пути разошлись с другим отрядом, и спали как могли – в ночных колпаках из комаров. Мы были рады вылезти из одеял при первых лучах зари. Умыли усталые лица в ручье, который за прошедшие часы подуспокоился. Видно, дожди, которые его питали, ушли к реке Платт и скоро начнут подливать воды в реку Миссури. Странно было думать об этом, бреясь тупыми бритвами в сверкающих водах. Красавчик Джон Коул насвистывал застрявший в нем вальс из Новой Англии.
После этого мы только слонялись кругом, ожидая возвращения лейтенанта. Сержант велел вытирать с сабель дождевую воду, а не то они наверняка заржавеют. Потом мы покормили коней как могли. Не бывало еще на свете конника, чтобы не любил своего коня. Хромого, с костным шпатом – любят. После этого у нас уже не оставалось занятий. Лайдж опять блеснул своим искусством картежника и обчистил Старлинга Карлтона. Но мы играли на травинки, денег ни у кого не было – нам должны были заплатить в конце месяца, да и то не наверняка. Разведчики-поуни чуть не сбежали в прошлом месяце, потому что их жалованье не пришло, но потом они увидели, что нам тоже ничего не платят, и успокоились. Порой, если ты вдали от сладкозвучных городских колоколов, тебе ничего не светит. И кажется, что про тебя забыли. Чертовы парни в синей форме.
И вот сержант приказывает по коням, и мы седлаем и трогаемся в ту сторону, куда уехал лейтенант, кое-как выискиваем следы подков, по которым прошелся великанский ластик дождя. Дождь любит хранить секреты, не показывать дороги. Но мы едем вот так, и сержант ругается не переставая. Нынче у него живот большой и тугой, он говорит – это все печень. Он так хлещет виски, что вполне возможно. Как бы там ни было, юность из него ушла, и с виду он теперь старик. Как будто каждому на жизнь выдается десять лиц и мы носим их одно за другим.
Через две мили нас опять сковал кандалами зной – так жарко, что земля мерцает, как мираж в пустыне. Солнце ушло назад, теперь оно у нас за спиной и сбоку, с юга, так хоть чуточку легче. У нас у всех до единого нос облезал уже сто раз. От этого хорошо помогает медвежье сало, но оно воняет как из жопы, да и медведей поблизости не видно.
Господисусе, говорит Старлинг Карлтон, ну и жарища.
Потом стало еще жарче. Спина уже поджариваться начинает. Щепотку соли и веточку розмарина – и ужин готов. Боже милосердный, как жарко. Моему коню жара тоже не нравится, он уже начал спотыкаться. Сержант едет на отличном муле, которого взял в Сент-Луисе, – он говорит, что мулы лучше всего, и он прав. Мы тащимся вперед, и солнце молотит нас с высоты, и некому нас защитить. Можно арестовать солнечный свет за попытку убийства на равнинах. Черт бы его побрал. Тут Старлинг Карлтон берет и валится с коня. Знай он, когда родился, и имей при себе метрику, в ней значилось бы совсем немного лет. Он как есть валится с коня на пороховую землю. И вот сержант и еще один солдат втаскивают его обратно в седло, дают ему воды из бутылки, а он весь ошарашен и пристыжен, как девица, пёрнувшая в церкви. Но нам слишком жарко, нет сил его дразнить. Мы едем дальше. Тут сержант вроде бы что-то завидел на горизонте. Правду сказать, он зоркий, не хуже разведчика, но мы не любим ему об этом говорить. Так что мы спешиваемся и ведем коней в поводу, прячась кое-как за линией из низких кустов и чепуховых камней, которая вьется себе к месту, где сержант чего-то видел. Ноги в сапогах разбухли, и каждый дюйм дается страшным по́том, – кажется, с ним и глазные яблоки вытекают.
Через четверть мили сержант останавливается на рекогносцировку. Он говорит, что движущегося ничего не видно, зато видно много вигвамов, и мы теперь тоже их видим, черные силуэты, направленные в охренительные белые акры неба. Сержанту все это не нравится. Он рявкает короткий приказ, и мы снова в седлах и уже не чувствуем жары. Сержант строит нас в двойную линию, а потом, клянусь Богом, велит идти в атаку. Перед нами молчаливая прерия, где вместо музыки только вечный ветер, а сержант велит идти в атаку. Как там было, в той старой книжке про мельницы? Но мы вонзаем шпоры, пока кровь не выступает бисером. Лошади пробуждаются от ступора и улавливают атмосферу. Сержант кричит, сабли наголо, и сам обнажает свою, и вот мы демонстрируем тридцать сабель солнечному свету, и солнечный свет пожирает каждый дюйм каждой сабли. За все время нашей службы сержант никогда не отдавал такого приказа, потому что обнажить саблю на ярком солнечном свету – все равно что костер разжечь, в смысле сигнала. Но что-то в нем встрепенулось. В нас вдруг хлынуло прежнее ощущение жизни, давно забытое. Дух мужественности наполняет наши шкуры. Кое-кто из солдат вопит, не в силах сдерживаться, а сержант орет, чтобы мы не портили строя. Мы ломаем головы, что он задумал. Скоро мы уже на краю палаточного городка, миг – и мы пробиваемся насквозь, как всадники в старой книге, идем лавой. Внезапно мы в центре. Внезапно мы разом натягиваем поводья. Лошади танцуют, фыркают, возбужденные, крутятся на месте, и трудно разглядеть, что вокруг. А вокруг лежат наши двадцать товарищей – и, похоже, мертвые. Они все мертвые, лежат в центре лагеря кучей, – видать, их перестреляли неожиданно, так что почти все головы повернуты в одном направлении. У лейтенанта голова отрезана. Шляп, поясов, мушкетов, сапог и скальпов тоже нет. Натан Ноланд с медной бородой, глаза распахнуты навстречу солнцу. Высокий жилистый солдат из Новой Шотландии. Покойтесь с миром. Нимбы из черной крови. Индейцев только двое, и тоже мертвы, что твой доллар. Мы удивляемся, что индейцы не забрали своих покойников с собой. Наверно, тут какая-нибудь непростая история. За вычетом трупов, лагерь пуст. Видны следы шестов там, где ушли индейцы. Им пришлось убираться так быстро, что они не все вигвамы сняли. Котлы стоят там и сям, и под ними еще горит огонь. Сержант спешивается и отпускает мула, который бредет прочь. Пускай хоть в Иерихон убредет. Сержант снимает кепи и правой рукой чешет лысину. В глазах слезы. Господи помилуй.
Роман Себастьяна Барри «Скрижали судьбы» — это два дневника, врача психиатрической лечебницы и его престарелой пациентки, уже несколько десятков лет обитающей в доме скорби, но сохранившей ясность ума и отменную память. Перед нами истории двух людей, их любви и боли, радостей и страданий, мук совести и нравственных поисков. Судьба переплела их жизни, и читателю предстоит выяснить, насколько запутанным оказался этот узел.
От дважды букеровского финалиста и дважды лауреата престижной премии Costa Award, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «светоносный роман, горестный и возвышающий душу» (Library Journal), «захватывающая история мести и поисков своей идентичности» (Observer), продолжение романа «Бесконечные дни», о котором Кадзуо Исигуро, лауреат Букеровской и Нобелевской премии, высказался так: «Удивительное и неожиданное чудо… самое захватывающее повествование из всего прочитанного мною за много лет». Итак, «Тысяча лун» – это очередной эпизод саги о семействе Макналти.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!