Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [226]

Потом оканчивается война, и я возвращаюсь в скит. Когда я приезжаю в скит, то узнаю, что отец Иосиф так заболел, что до утра даже, кажется, не доживет... И действительно, меня назначают духовником, старцем и начальником скита.

Вот я и говорю вам, что нет ничего случайного в жизни нашей. Даже то, что кажется пустяком, имеет свой смысл... Но если бы я не был начальником скита, вас бы не приняли в скит...

Я никому не говорил никогда, а вам скажу: когда я был у отца Варнавы, он мне многое предсказал, и многое уже ис­полнилось. Он сказал мне:

— Будут тебе все кланяться. Будешь жить и творить молит­ву Иисусову.

1910 г.

7 января 1910 г.

Когда батюшка ложился отдыхать, он мне сказал:

— Да, все, чему учит Святая Церковь, истина. И загробные муки существуют.

А сейчас на благословении я сказал батюшке, что замечаю в себе рассеянность и нерадение. Когда я это сказал, батюш­ка прижал мою голову к своей груди, положил свою руку и накрыл своей полумантией, и, осеняя меня и мою голову кре­стным знамением, прочитал псалом 90-й — «Живый в помо­щи Вышняго».

23 января 1910 г.

19-го числа, в день памяти преподобного Макария, до обе­да я был у батюшки. Батюшка сел на диван и посадил меня рядом, как раз под портретом отца Макария. Я читал книгу «На горах Кавказа». Эта книга написана с целью уяснить же­лающим заниматься молитвой Иисусовой — путь ее прохож­дения, цель и плоды.

Между прочим, я прочел там место о том, что хорошо тру­диться на молитвенном пути, созерцая «несозданную красо­ту» Бога в тишине, удаляясь от всякой суеты. Это место очень глубоко, и я прочел его батюшке. Батюшка ответил, что это, вероятно, из творений преподобного Макария (19-я беседа).

21-го числа, когда я утром пришел к батюшке на занятия, он, благословив меня, спросил:

— Сегодня какого святого память? Преподобного Макси­ма Исповедника?

Я ответил:

— Да.

— Обратили ли вы внимание на кондак этому святому?

Я говорю:

— Нет.

— Дайте мне Псалтирь. Читайте.

Я начал:

— Свет трисиянный, вселmiийся в душу твою, сосуд избран показа тя, все блаженне...

— Здесь говорится про молитву Иисусову, — прервал мое чтение батюшка, — теперь дальше читайте.

— ...Являюща Божественная концом неудобопостижимых разумений ты сказуяй, блаженне, и Троицу всем, Максиме, вос­проповедуй ясно присносущую, безначальную.

— Ну вот, теперь понятно, почему отец Амвросий под по­душкой имел творения святого Максима Исповедника. Его творения очень глубоки и таинственны.

Батюшка добавил:

— Прежде было так: кто замечал, что он нужен обители, тот смирялся и более всех, а теперь лишь заметят, что ну­жен, — возгордятся, и тронуть его нельзя.

— И еще сказал батюшка:

— Да, вот теперь мне становится понятным, как прежде жили старец и ученик единодушно. Как старец говорил с уче­ником, так я только с вами говорю.

— Глубокая истина. Ученик должен быть всегда при стар­це, который должен знать и чувствовать все, чем дышит и что переживает ученик. При многолюдстве это невозможно. Не потому ли такой преданный ученик, как епископ Игнатий, покинул своего старца, отца Льва?

31 января 1910 г.

Батюшка говорил о страстях и особенно о блудной, о том, что блудная страсть и сребролюбие одинаково сильны, от них никто не застрахован, хотя, конечно, каждому возрасту соот­ветствует преимущественно одна страсть. У старых — обык­новенно скупость и сребролюбие, а у молодых — блуд. 28-го числа вечером я спросил батюшку:

— Вы мне сказали, что молитву Иисусову за церковной службой надо творить только тогда, когда не слышишь, что читают, или когда плохой чтец, так что трудно разобрать. Так­же и относительно пения. Когда вы мне это говорили, то спе­циально упоминали, что так учил отец Амвросий. Но вот я прочитал у епископа Игнатия и у преподобного Серафима Саровского, что надо молитву Иисусову творить за службой все время. Здесь я чувствую разногласие, а потому хочу по­нять, как примирить между собой оба эти учения?

— Прежде всего, каждый учит по своему личному опыту, кроме отца Амвросия так учили отец архимандрит Моисей и отец Макарий. А, несомненно, они были опытны и имели внутреннюю молитву. Затем, одно приличествует новоначаль­ному, другое уже приобретшему внутреннюю молитву. Имею­щему внутреннюю молитву молитва так же свойственна и ес­тественна, как дыхание. Что бы он ни делал, молитва у него идет самодвижно, внутренне. Так и за службой в церкви мо­литва у него идет, хотя он в то же время слушает, что поют и читают. Этого не понимал ученик одного старца и просил его разъяснить, как же это так: и слушает, и молитву творит.

Старец спросил:

— Скажи мне, брат, что мы сейчас делаем?

— Беседуем.

— Да. А скажи, мешает ли нашей беседе то, что мы ды­шим?

— Нет.

— Ну вот, так же и молитва идет у тех, кто стяжал молитву внутреннюю. Она им так же естественна, как и дыхание. По­этому сказано: «Молитва да прилепится дыханию твоему». Даже когда человек спит, молитвенное действие не прекраща­ется у него в сердце по слову: «Аз сплю, а сердце мое бдит». Но этого мы не имеем. Мы просыпаемся и не имеем даже на устах имени Господа Иисуса.

— Теперь скажу и о службах. Наша молитва не получила еще такой собирательной силы. Наши мысли не имеют еще сосредоточенности. Мы еще не можем так глубоко вникать в молитву Иисусову, а поэтому мы за службой, если будем тво­рить молитву, то будем плохо слушать, что читают и поют, да и в самой молитве будем окрадываться рассеянностью и по­лучится, что ни к тому, ни к другому не пристали. И ничего не выйдет.