Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации - [4]

Позволив себе чуть более темпераментную жестикуляцию, чем обычно, Ли Куан Ю, далекий от сентиментальности основатель современного Сингапура, намекает мне, что хорошо было бы на минутку прервать всю эту многочасовую беседу. Прервать так прервать. Не буду же я возражать такой персоне, а тем более на ее территории! Итак, пауза.

Мы встаем из-за столика, который накрыли нам в дальнем конце Государственного зала около какого-то устройства, напоминающего камин (хотя о каких каминах может идти речь в этом Сингапуре, где никогда не проходит удушающая жара?). Потом я понял, что на самом деле это небольшая приподнятая сцена, закрытая занавесями. Мы не спеша вышли через широкие двери, ведущие к длинному тенистому наружному коридору, и вскоре оказались на широкой, выжженной солнцем площадке, которая заканчивалась спуском из нескольких мраморных ступенек. Отсюда открывался вид на Функциональную лужайку (славное название, не правда ли?), на Оружейную террасу и Эдинбургскую дорогу, которая ведет к Садовой дороге, главной торговой улице этого города.

Невдалеке раскинулась живописно вздыбленная панорама из небоскребов бизнес-центра. При росте чуть меньше метра восьмидесяти Ли сохранил стройность и подтянутость, хотя и видно, что ему не так уж легко шаг за шагом брести по жизни на середине девятого десятилетия. Рука устало тянется к бледному лбу и угольно-черным глазам. Еще бы – мы вышли из прохлады Государственного зала и оказались выброшены на солнцепек послеобеденного тропического Сингапура.

Температура существенно за 30, и это нелегко при влажности в 90 %, так что мы движемся очень осторожно, не желая резкими движениями усугубить эту пытку. И тут, непонятно почему, мы оба разом начинаем подшучивать друг над другом. Игривый поток легкомысленных шпилек возникает буквально ниоткуда. И это после многих часов глубокомысленной беседы, когда речь шла то о политических недостатках современных демократий, то о целебных свойствах медитации, то о динамичном взлете современного Китая.

Мало кто знает, сколь остроумным может быть этот мэтр, твердо следующий принципам Макиавелли в их современном воплощении. Я начинаю подтрунивать над Организацией Объединенных Наций, а он шутливо огрызается, будто его пригласили на какое-то юмористическое шоу с политической подоплекой. Несколько минут мы предаемся этой забаве (смотри главку «Пора на перерыв»), но потом настроение снова меняется, будто бы через Пролив до нас с порывом ветра донесся какой-то незнакомый запах.

Возвращаясь в Государственный зал, чтобы завершить последний час нашей беседы, он вдруг резко останавливается – словно его что-то немного испугало. Несколько секунд он смотрит мне прямо в глаза, а потом отворачивается к стоящей вдалеке белой дорической колонне. Он определенно хочет что-то сказать, но еще не решил, как к этому приступить. Похоже, он боится меня обидеть, но тем не менее ему явно необходимо расставить кое-какие точки над «и».

Наступает редкий момент, когда этот самоуверенный, исключительно красноречивый человек просто замолчал. Я жду. У меня нет никакого желания вкладывать в его уста свои собственные слова.

Наконец он смаргивает пару раз, резко поворачивается на 90 градусов лицом ко мне, практически загородив мне путь, и шепчет с категорическими интонациями и тем безупречным английским произношением, которое еще с первого раза приводило меня в растерянность. Вот что он примерно прошептал: «Том, в твоей книжке неизбежно будут и критические, и прямо осуждающие пассажи. Не беспокойся, я это хорошо понимаю. Просто старайся писать обо мне прямо так, как ты меня видишь. Пусть все будет как будет. Честно расскажи, как ты все это видишь. Больше мне ничего не нужно».

И после этого кивком показывает, что можно идти дальше.

Прежде чем зашагать дальше в Государственный зал, я тоже кивнул, чтобы подтвердить, что именно в этом и состояли мои планы.

Однако дело в том, что эта неожиданная реплика продолжает меня беспокоить – причем в том смысле, который вряд ли придет в голову большинству западных журналистов. Пороки в правлении Ли Куан Ю меня вообще-то не интересовали. Весь негатив из его биографии широко известен, он этого досыта начитался, особенно в западных СМИ. Здесь и «железная воля», и нетерпимое (если не сказать крепче) отношение к критикам, и нечистоплотные махинации в духе Макиавелли с более слабыми противниками в стремлении их уничтожить при первом возможном случае. Короче, здесь налицо тот самый надменный «мягкий авторитаризм».

Но все это говорит не о том Ли Куан Ю, которого я знаю, которого нахожу очень интересной личностью и о котором хочу вам рассказать. Когда в 1997 году я встретился с ним впервые, меня поразила широта его интересов и глубина мысли. Потом я целый день пытался вспомнить, попадался ли на моем репортерском пути кто-нибудь, кого можно поставить рядом. Никого не нашлось. А ведь в течение последних десятилетий меня удостаивали беседы многие мировые лидеры и выдающиеся мыслители.

Для своей азиатской колонки (она была запущена в «Los Angeles Times» еще в 1995 году и действует до сих пор благодаря мировой синдикации, когда этот контент перепечатывается в самых разных газетах от Дубая до Провиденса на Род-Айленде) я три раза брал интервью у Ли Куан Ю. Предлагаемая вам книга основана на двух весьма пространных и напряженных эксклюзивных интервью, которые я взял в Сингапуре летом 2009 года и в которых хотел показать глубокий ум и широкую компетентность этого человека.