Беседка любви - [53]

— Правильно, — сказала Клэр. — Я чувствую то же самое.

Они сидели, прижавшись друг к другу, переплетя руки и не думая о том, что кто-то может их увидеть. Их история больше никого не интересовала.

Когда Мартин делился с Клэр рецептом холодного томатного супа с укропом, она поднесла его руку к своим губам и стала целовать кончики пальцев один за другим.

Им обоим казалось, что подобная неопределенность будет длиться вечность, что они так и будут видеться раз в год, сидеть, взявшись за руки, разговаривать обо всем на свете и дарить друг другу уверенность в том, что их любовь никуда не исчезла, что она рядом, как знакомый цитрусовый аромат, и останется с ними до конца. Но двадцать седьмого мая 1998 года, когда Клэр было шестьдесят шесть лет, она встретила поднявшегося по ступеням беседки и севшего рядом с ней Мартина не так, как встречала раньше.

— Что случилось? — спросил он, испуганно вглядываясь в ее печальные глаза, но сердце уже подсказывало ему ответ.

Она тоже боялась и не знала, как ему сказать. Она боялась намного сильнее, чем когда говорила об этом Дэниэлу и детям. В конце концов, Кластеры были очень дружной и крепкой семьей, они обязательно поддержат друг друга и справятся с бедой. Но у Мартина в Лондоне не было никого, с кем бы он мог поговорить об этом или кому мог свободно выплакаться.

— Мартин, — начала Клэр, — послушай меня.

И она рассказала о том, что произошло.

Все началось за десять недель до их встречи, когда Клэр и Дэниэл собирались лечь спать. Он сидел на своей стороне кровати и натягивал верх от пижамы, она сидела на своей стороне, втирая в лицо увлажняющий крем и застегивая сорочку. Они с Дэниэлом были счастливы в браке. Их связь лишь окрепла за прошедшие годы, и теперь Клэр была искренне предана этому стеснительному работящему человеку, который до сих пор, несмотря на то, что ему было уже шестьдесят шесть лет, иногда крутил колесо, совсем как в молодости. Он был спокойным, надежным мужем, хорошим отцом их детей. Сами дети к тому времени успели вырасти и завести свои собственные семьи. Серьезный Джонатан жил в Северной Калифорнии с женой и дочерью и разрабатывал компьютерное обеспечение; задумчивый Эдвард и его жена — оба виолончелисты — жили в Бостоне с двумя сыновьями и выступали в составе симфонического оркестра. А Элисон Мартина, оставившая девичью фамилию Класкер и вышедшая замуж за своего возлюбленного из старших классов Джефа, переехала в Вермонт, где они с мужем воспитывали двух дочек и сына. Элисон занималась живописью, а Джеф преподавал в школе. Внуки приезжали в Лонгвуд-Фолс на рождественские и летние каникулы и не давали Клэр и Дэниэлу скучать. Клэр души не чаяла в малышах и каждому из них прошлой зимой связала по красивому разноцветному шарфу.

Так вот, Клэр сидела на своей стороне кровати и готовилась ко сну. Она стала ощупывать грудь, как делала это каждый месяц, чтобы проверить, не появилось ли там что-то, чего быть не должно. Обычно она тратила на это не больше минуты, но в тот вечер что-то привлекло ее внимание. Что-то крошечное, размером с горошину. Может, ей всего лишь показалось? Клэр слегка встревоженно ощупывала левую грудь.

— Дэниэл, — прошептала она. — Кажется, я что-то обнаружила.

Операция помогла лишь отчасти — врачи сказали, что рак проник в подмышечные лимфоузлы. Когда Клэр проснулась после наркоза в больнице Олбани, ей хватило одного взгляда на лицо мужа, чтобы все понять. Теперь у нее осталась только одна грудь, и ее это очень расстраивало. Дэниэл говорил, что это не важно, главное, что с ней все в порядке, но у Клэр было стойкое ощущение, что с ней не все в порядке.

Курс химиотерапии вытянул из нее последние силы. Клэр так сильно похудела, что едва узнавала себя в своем отражении в зеркале. Как ни странно, теперь она выглядела моложе и напоминала скорее хрупкую девушку, чем больную шестидесятишестилетнюю женщину, которой была на самом деле. Рак продолжал разрушать ее тело — рак, сорок четыре года назад сведший в могилу ее мать. Клэр не забыла, как страдала мама, как закатывала глаза и отворачивалась, чтобы дочь не видела ее исказившегося от боли лица.

«Мама, мамочка, — думала Клэр, — вот она я, твоя шестидесятишестилетняя дочка, которую ты никогда не увидишь, и мне придется испытать те же муки, что и тебе. Скажи — что мне делать?..» Но Морин Свифт не могла ответить ей, и Клэр оставалась один на один со своей бедой. Химиотерапия, окончательно измучив ее, не принесла никаких результатов, поэтому Клэр решила: достаточно, с нее хватит.

Она сообщила о своем решении Дэниэлу, который плакал и просил ее передумать. Она обнимала его, пока он рыдал на ее груди, и шептала, что так надо, что, конечно, будет трудно, но он справится. У него останутся дети, внуки и целый город друзей.

— Мы столько лет любили друг друга…

— Да, — глухо ответил Дэниэл. — И любим до сих пор.

Клэр было тяжело говорить о своей болезни с мужем и детьми, но она выдержала. Мартин — другое дело. Она стояла в беседке после операции, курса химиотерапии и отказа от лечения и рассказывала ему о том, что произошло за последние десять недель. Мартин сидел неподвижно, и лишь изредка кривившиеся губы выдавали его волнение. Когда Клэр закончила, он некоторое время ничего не говорил. Потом тяжело вздохнул и встал перед ней на колени.