– Подойдите!
Я подошел.
Мужчина в кожаном плаще показал на конверт в ящике и спросил:
– Это чье?
– Мое, – ответил я.
– Возьмите и покажите, что там!
– Там? – переспросил я. – Там деньги.
Я взял конверт, надорвал, вынул из него толстую пачку крупных купюр и чуть ли не выронил: такое количество денег было для меня неожиданностью. Я-то давал взаймы раз в сто или тысячу меньше.
Не успел я опомниться, как тот же мужчина приказал мне поднять руку с деньгами вверх.
Я поднял, и меня сфотографировали.
Надо ли говорить о том, что я, когда понял, что это не бандитский налет, а милицейские дела, не особо переживал. И когда меня привезли в солидное здание управления милиции и посадили в наручниках в какой-то закуток, я тоже не особо беспокоился. Думал, сейчас все объясню, потом вызовут мою знакомую, и все всем станет ясно. Но меня никто не допрашивал. Какой-то усталый майор заставил расписаться в том, будто мне разъяснено, что я арестован за получение взятки, и меня отвезли в тюрьму.
Три дня никто меня не трогал.
Все это было настолько странно и необычно, что не казалось мне серьезным. Поэтому я не особо и беспокоился. Слушал камерные байки да с удовольствием ел пресные каши.
Ближе к полудню четвертого дня меня вызвал на допрос тот самый высокий симпатичный мужчина, который распоряжался в моем кабинете. Оказывается, он был старшим следователем.
После ряда дежурных вопросов он объяснил мне, что я обвиняюсь в получении взятки в особо крупных размерах.
– От кого? – спросил я.
Он назвал имя той самой веселенькой брюнетки, которой я неосторожно дал взаймы.
Я вначале рассмеялся и предложил спросить у нее самой, давала она мне взятку или нет.
На это старший следователь вынул из папки лист и подал мне. Это был протокол допроса той самой моей знакомой. Из него мне стало ясно, что я длительное время вымогал у нее определенную сумму за одну услугу, которую мог оказать в силу своего служебного положения. Наконец она поняла, что без взятки тут не обойтись, и обратилась за помощью в милицию. Ну, а дальнейшее известно.
Я не поверил ни единой букве.
Старший следователь, посмотрев на меня с некоторой жалостью, нажал кнопку, и вошла она. Как я думал, моя спасительница.
Она села и, отвернувшись от меня, стала отвечать на вопросы следователя – слово в слово, как в том протоколе.
Мне разрешили задать вопросы, но я был так ошарашен, что слова вымолвить не смог.
Позже я узнал, что это была очная ставка.
Через несколько дней после очной ставки меня еще раз допросили – и все.
Потом пришел адвокат.
Мы с ним вяло поприкидывали варианты, и он ушел.
Потом состоялся суд.
Судья больше дремал, чем слушал.
На суде демонстрировали фотографии, где я держал в руке взятку. Слушали пленку. Там я благодарил свою знакомую за деньги. Потом было ее выступление, тяжелое и запинающееся. Сумбурность его прокурор объяснил высокой порядочностью моей знакомой.
Адвокат что-то промямлил и сел.
От последнего слова я отказался.
И дали мне восемь лет.
Перед отправкой на зону меня неожиданно вызвал тот самый симпатичный старший следователь, который вел мое дело.
Был он странно возбужден. Все выспрашивал, как я себя чувствую и представляю ли, что меня ждет в течение следующих долгих восьми лет?
– Семи, – поправил я.
– Как «семи»? – не понял он.
– Так. Семь лет осталось и девять с половиной месяцев.
Этим уточнением он остался недоволен.
Потом он долго ходил вокруг да около. Наконец достал фото одной симпатичной девушки и спросил, помню ли я ее?
Я шарахнулся от фото, как от чумы.
– Что, еще одна? – ужаснулся я, имея в виду взятку. К тому времени мне в этом мире ничего не казалось невозможным.
– Нет, – успокоил меня мой мучитель. – К этим делам она не имеет прямого отношения. Хотя, пожалуй, именно она является первопричиной… – Он задумчиво посмотрел на фото и закончил: – Всех твоих бед.
Я был заинтригован.
Взял фото и внимательно рассмотрел.
Было в ней что-то знакомое. Так, мимолетно. Но вспомнить я никак не мог.
– Нет, – помотал я головой. – Не помню.
От такого моего ответа следователя аж повело.
– Что, не можешь вспомнить её?
– Не могу! – твердо уверил я.
Он вскочил и заорал страшным голосом:
– Как же ты, сволочь, можешь не помнить женщину, которую любил?!
Тут уже у меня голова и вовсе пошла кругом: тюрьма, взятки, любовь, а в добавок ещё и этот сумасшедший следователь. Я попросился назад, в камеру. Следователь дрожащими руками спрятал фото и вызвал конвой.
В камере я долго лежал с открытыми глазами и думал над странными речами следователя. Вспоминал фото девушки. Что-то было знакомо мне в в её взгляде, но где я с ней встречался, вспомнить как не мог.
Формировался мой этап в какую-то зауральскую зону.
Дело мое было закончено, сроки, обжалования прошли. Следователь, кажется, забыл обо мне. Да и я в общим-то стал забывать и об этом фото, и о сумасшедшем следователе.
Но когда до отправки осталась лишь ночь, меня опять вызвал тот самый беспокойный старший следователь.
Он долго молчал, ходил передо мною туда-сюда.
На конец, отвернувшись к окну и глядя на решётку, начал:
– Эта женщина на фото – моя жена. И я не верю, что ты мог ее забыть. Тебя-то она очень хорошо помнит. Но сейчас не так важно, помнишь ты ее или нет. Ты свое получил. Я просто расскажу тебе, что произошло по твоей милости с нашей семьей… с нашими отношениями.
