Бернар Кене - [33]

Антуан вздохнул и ничего не ответил. Затем, найдя книгу, которую искал, сел в кресло и попробовал читать. Перед этими суровыми прямыми характерами — Бернар, Франсуаза — он чувствовал себя совершенно беспомощным… Любопытна была эта теория Зигфрида о совпадении карты физической и политической; любопытно и правильно. Так в Пон-де-Лере… Он осторожно поднял веки взглянуть, что делает Франсуаза. Он подумал о маяке, который показывался и исчезал в ту ночь в Довилле, о песке, о звездах. Какую сладость нашел он тогда в своем героическом самоунижении!

«Она не читает по-настоящему, она чересчур взволнована… Нужно с ней поговорить… Но как начать?»

Он прекрасно чувствовал, что чем дольше продлится молчание, тем серьезнее будет ссора. Но она не подняла глаз, он не знал, как подступить, и они легли спать, не найдя возможности начать говорить, хотя бы оба этого желали. На другое утро, проснувшись, Франсуаза была мила и даже весела, она не сделала ни малейшего намека на вчерашнюю ссору. Но после ухода Антуана она протелефонировала Бернару и попросила его прийти к ней позавтракать. Уже две недели, как он, казалось, ее избегал.

Ветер гнул под частым дождем черные остовы розовых кустов. Листья сикомор и лип, уже гниющие, образовывали под ногами некое подобие золотистого войлока. Заворачиваясь покрепче в свой непромокаемый плащ, Бернар медленно шел, немного склонившись вперед от дождя, по длинной аллее.

После завтрака Франсуаза присела к нему на диван, в то время как Антуан молча раскуривал трубку.

— Мне бы хотелось с вами о чем-то переговорить, Бернар… Все эта глупейшая ссора между моим отцом и всеми вами. Я не знаю, кто прав, кто виноват, но мне кажется, что все это совершенное ребячество… И вы понимаете, как все это скучно и даже тяжело для меня.

— Бедная Франсуаза! — сказал Бернар, улыбаясь. — Пленная троянка среди греков! Вы прелестны, дочь Приама[24], но ваш отец нас первый на это вызвал. Мы ему наделаем хлопот… Нет серьезно, Франсуаза, все это нисколько не меняет нашего расположения к вам, но дела должны быть вне зоны дружественных отношений… в интересах самих этих отношений.

Тон его должен был быть приятным и шутливым, но она хорошо знала Кене и поняла, что даром теряла время.

Утомленная всеми этими взаимными обвинениями, она подошла и села к роялю. Фантастический, меланхолический и усталый мотив выразил ее грустную иронию.

Вытянувшись в кресле, Антуан перелистывал каталог механических инструментов; стоя у окна, Бернар в какой-то смутной думе смотрел на полянки с почерневшими яблонями, отлого спускавшиеся к Пон-де-Леру.

Внезапно из высокой трубы поднялся узкий белый дымок прямо к тучам, продолжительный свисток фабрики заглушил звуки рояля. Бернар приблизился к брату, ударил его по плечу и, сам того не сознавая, быстрым движением кисти завел невидимую машину.

XXVIII

После разбора корреспонденции Антуан, выходя, сказал Бернару:

— Я бы хотел с тобой поговорить. Можешь ли ты дойти до моей конторы.

Такой сепаратный разговор был настолько редок между двумя братьями, что Бернар, молча идя рядом с братом, подумал: «Что-то случилось серьезное… Но что?.. Антуан все утро делает трагическое лицо. Франсуаза такая странная вот уже две недели. В сущности, Антуан дурно женился. Может быть, крупному деловому человеку и вовсе не нужно жениться? Ему пришлось бы ревновать самого себя. Однако же самые большие… Все зависит от женщины: нужно, чтобы она была или пассивной или сотрудницей. Франсуаза же — противник».

В конторе у Антуана была большая фотография его жены, и влияние ее было заметно в тысяче подробностей. Из всех Кене только у Антуана в конторе был ковер: мебель была старинная и старые гравюры изображали шерстяное производство в восемнадцатом веке. Там изображены были ткачихи в платьях с панье, и прелестные дети в круглых куртках вертели ручные прессы.

Бернар сел в кресло, машинально поиграл с линейкой, и так как брат его молчал, спросил довольно угрюмо:

— Ну и что ты хотел?..

— Я просто хотел, — сказал Антуан, не глядя на него, — задать тебе один вопрос. — Тебе было бы очень неудобно, если бы я покинул дом?

— Ты? — воскликнул Бернар, действительно пораженный. — Но что за мысль? Ты сошел с ума!

— Нет, вчера вечером у меня был разговор с Франсуазой, продолжавшийся большую часть ночи… Бедняжке больше невмоготу. Она всегда находила нашу жизнь очень печальной и тиранию деда весьма суровой. Долго она это переносила, она делала много усилий. Теперь ссора с ее отцом ставит ее в невозможное положение. Пожалуйста, не пожимай плечами, Бернар, нужно иметь немного воображения. У нас, Кене, есть один большой недостаток, мы совсем не способны по-настоящему видеть других. Женщина ведь не пребывает, как ты, в постоянной деятельности, что помешало бы ей думать о себе. Всякие происшествия, очень незначительные в твоих глазах, кажутся ей очень важными. Она страдает от тысячи маленьких оскорблений, которых ты даже и не почувствовал бы… Ты говоришь «нет». Но об этом нельзя спорить, это вопрос факта… Во всяком случае, я не хочу, чтобы моя жена была несчастна. Я не хочу также ставить вас в затруднительное положение. Я останусь сколько нужно, но я хочу, чтобы в принципе было условлено, что я покину дом, как только это будет возможно.