Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - [32]

Позднее. Эфир в двадцать три тридцать. Сейчас немного поспать.

Лондон, 14 марта

Сегодня в час ночи (в восемь вечера вчерашнего дня в Нью-Йорке) мы передали первую европейскую радиосводку новостей. Происходило это таким образом.

Вчера около пяти вечера у меня зазвонил телефон. Из Нью-Йорка звонил Пол У. Уайт, директор «Коламбии» по связям с общественностью. Он сказал: «Сегодня вечером нам нужна сводка европейских новостей. Около часу ночи по вашему времени. Мы хотим услышать вас и нескольких членов парламента из Лондона, Эда Марроу, разумеется, из Вены, и корреспондентов американских газет из Берлина, Парижа и Рима. Получасовая программа, и я сообщу вам точное время выхода для каждой столицы примерно за час до эфира. Вы с Марроу сможете сделать это?»

Я ответил «да», и мы повесили трубки. Правда, у меня не было ни малейшего представления, как это сделать, во всяком случае за восемь часов. Одну или пару таких передач мы делали, но тогда перед каждой из них у нас были месяцы на технические приготовления. Я заказал международный разговор с Веной, чтобы переговорить с Марроу. И пока убегали бесценные минуты, я размышлял, что делать. Чем больше я думал, тем проще все оказывалось. У нас с Марроу были друзья-газетчики в каждой столице Европы. Мы также были лично знакомы с директорами и главными инженерами различных европейских радиовещательных компаний, техническое оборудование которых должны были использовать. Я позвонил Эдгару Мауреру в Париж, Фрэнку Джервази в Рим, Пьеру Гассу в Берлин, а также директорам и главным инженерам радиокомпаний в Париж, Турин и в Берлин.

Марроу действовал из Вены; он взял на себя организацию вещания из Берлина и Вены и проинструктировал меня, что было крайне необходимо, как проделать всю эту работу. В каждой столице нам нужен был мощный коротковолновый передатчик, который отчетливо донесет голос до Нью-Йорка. В Риме такой был, но доступ к нему оставался под сомнением. В Париже не было. В таком случае мы должны заказывать телефонные линии к ближайшей коротковолновой передающей станции. Вскоре уже работали три моих телефона, и на четырех языках: английском, немецком, французском и итальянском. Первые три я знаю отлично, но мой итальянский едва теплится. Но все-таки из разговора с Турином я уловил, что в данный момент невозможно связаться ни с одним руководящим сотрудником Итальянской радиовещательной компании. О Аллах, было воскресенье. У меня еще был выход на Рим. Возможно, удастся все организовать с помощью тамошнего филиала. В Берлине удалось, коллеги взялись провести все наилучшим образом. Только, объяснили они, единственная венская линия находится в руках военных, поэтому возможность ее использования вызывает сомнения.

Когда вечер был на исходе, радиопередача начала принимать четкие очертания. Снова позвонили из Нью-Йорка и сообщили точное время выхода каждой столицы в эфир. Железное спокойствие Нью-Йорка, его уверенность, что вещание пройдет успешно, воодушевили меня. Мои друзья-газетчики начали проявляться. Эдгар Маурер, парижский корреспондент чикагской «Daily News», проводил воскресенье за городом. Долго убеждал его вернуться в город и принять участие в нашей программе. И Эдгар меня не подвел. Я знаю, что ни один человек не переживает все случившееся в Австрии так сильно, как он. Откликнулись Джервази из Рима и Гасс из Берлина. Они выйдут в эфир, если получат согласие своего нью-йоркского офиса. Выяснения в нью-йоркских редакциях газет не заняли много времени, тем более в воскресенье во второй половине дня. Еще один звонок в «Коламбия» в Нью-Йорк: получить разрешение на участие Джервази и Гасса. И из Нью-Йорка, между прочим, поинтересовались, какие передатчики и какие волны используют Берлин и Рим? Я забыл об этом. Еще один звонок в Берлин. Будет станция DJZ, 25,5 м, 11 870 килогерц. Срочно телеграмму на Си-би-эс с информацией для аппаратной.

Время шло. Вспомнил, что должен еще написать текст для лондонского эфира. Что собирается предпринять Великобритания по поводу гитлеровского вторжения в Австрию? Обзвонил город в поисках материала. Великобритания ничего не собирается делать. Вдруг вспомнил, что Нью-Йорку нужен член парламента, чтобы обсудить официальную реакцию Британии на аншлюс. Позвонил двум или трем знакомым членам парламента. Все они весело проводили свой английский уик-энд. Позвонил Эллен Уилкинсон, депутату парламента от лейбористов. С ней было так.

«Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до Би-би-си?» — спросил я у нее.

«Около часа», — ответила она.

Я посмотрел на часы. У нас оставалось чуть больше двух часов до начала. Она согласилась выступить.

На линии голос Джервази из Рима. «Итальянцы не могут все организовать за такой короткий срок, — сообщает он. — Что делать?»

Хотел бы я знать. «Мы передадим твое выступление через Женеву, произношу наконец я. — А если не получится, перезвони через час, продиктуй свое сообщение, я зачитаю его отсюда».

Сидя в одиночестве в маленькой студии, без трех минут час провел окончательное согласование с Нью-Йорком. Мы сверили точное время выхода каждого выступления в эфир и реплики, которые послужат сигналом для выступающих в Вене, Берлине, Париже и Лондоне, когда начинать и когда заканчивать свои сообщения. Я передал в аппаратную в Нью-Йорке, что Рим не участвует, но в эту минуту Джервази диктовал по телефону свой репортаж стенографистке. Мы договорились сделать краткое включение Лондона, чтобы я мог его зачитать. В час ночи сквозь наушники слышу на нашей трансатлантической линии «обратной связи» спокойный голос Боба Траута, объявляющего радиопередачу из нью-йоркской студии. Думаю, наша часть прошла успешно. Особенно хороши были Эдгар и Эд. Рыжеволосая Эллен Уилкинсон приехала вовремя. После окончания программы из Нью-Йорка сообщили, что это был успех.