Берлинский боксерский клуб - [26]

– Ты не знала, что я еврей?

– Нет, – покачала головой Грета.

– Для тебя это что-нибудь значит?

– Для меня – нет, – сказала она с улыбкой. – Но для родителей это важно. Послушай, я не уверена, что моему отцу вообще что-то про тебя известно. И уж тем более про нас с тобой. Но герр Коплек, с тех пор как застукал нас в подвале, косо на меня посматривает, а отец именно на следующий день предупредил насчет чужих мальчиков. Вряд ли это простое совпадение. Для отца любой мальчик – чужой. Мы католики, так что с мальчиками из лютеранских семей мне тоже общаться не положено.

– То есть всё? – уже не шепотом, а в полный голос воскликнул я. – Нам больше нельзя видеться?

– Тише! – шепнула Грета.

– Вам там не помочь? – через весь магазин крикнул герр Грюнберг.

– Нет, спасибо, – ответил я.

– Можно, но придется соблюдать осторожность. По вторникам я занимаюсь фортепьяно. Учительница живет рядом с моей школой, а напортив ее дома есть парк. Там нас никто не увидит.

У меня чаще забилось сердце – от того, что она хочет снова увидеться со мной, и от предвкушения тайных свиданий. Грета меня снова поцеловала, но отпрянула раньше, чем я успел ее обнять.

– Мне пора. Жду тебя во вторник в парке возле моей школы.

У выхода она расплатилась за схваченную на ходу с полки коробочку чернильных перьев.

Я встал у витрины и долго провожал ее взглядом, радуясь нашей встрече и сгорая от желания быть с ней. Когда она скрылась из виду, я обернулся и увидел, что герр Грюнберг смотрит на меня, выгнув бровь.

– Нашли себе музу, герр Штерн?

– Это… Она просто моя соседка.

– И весьма притом красивая.

Я покраснел.

– Всего доброго, герр Грюнберг, – попрощался я и пулей вылетел из магазина.

Учусь стоять, дышать и есть

Следующие несколько месяцев Макс жил в отеле «Эксельсиор» на Штресеманн-штрассе и тренировался в Берлинском боксерском клубе, готовясь к бою-реваншу против Паулино Ускудуна. Мы с ним занимались раз в неделю, по средам. В остальные дни я тренировался самостоятельно, как прочие члены клуба. Из-за того, что других «юниоров», кроме меня, в клубе не было, я на первых порах привлекал к себе чересчур много внимания. Каждый раз меня встречали в зале смехом и едкими замечаниями, касавшимися в основном моего хилого телосложения. Воржик придумал мне кличку Скелетик, не самую лестную, но куда более достойную, чем Мальчик-Писсуар или Сплюнь-Ведро. Некоторые боксеры развлекались, наблюдая за моими тренировками и сопровождая их обидными комментариями. Я сначала надеялся, что при Максе они будут вести себя посдержаннее или же он сам как-нибудь их приструнит. Но мои надежды не оправдались.

– Брань и оскорбления – это тоже боевые приемы, – объяснил Макс. – Хотя слово, конечно, бьет не так сильно, как кулак. Чтобы защититься от словесных ударов, нужно нарастить кожу, точно так же, как нужно нарастить мускулы, чтобы сильнее бить кулаком.

Недели через две уже почти никто ко мне интереса не проявлял, отчасти потому, что я успел порядком примелькаться в зале. А еще из-за того, что, освоив какие-то основные вещи, я больше не допускал совсем уж смешных ошибок.

Макс преподавал мне основы боксерской техники, учил сжимать кулаки, вставать в стойку и наносить основные удары: джеб, кросс, хук и апперкот. Что-то получалось у меня и так. По словам Макса, он еще по моему бою с Йоханом понял, что у меня от природы хороший джеб и, скорее всего, не будет проблем с хуком. А я сам, участвуя в спаррингах, убедился, что у меня, как и сказал Макс при нашей первой встрече, действительно хороший размах.

Некоторым вроде бы элементарным вещам научиться оказалось неожиданно трудно. Мне, например, понадобилось несколько дней, чтобы научиться правильно сжимать кулаки. Сначала я инстинктивно норовил прижать большой палец к согнутому указательному, а не, как положено, подогнуть к костяшкам среднего и указательного пальцев.

– Так ты неизвестно, что скорее сломаешь – нос противнику или палец себе, – сказал Макс. – Давай, сожми кулак, как ты привык, и ударь меня по руке.

Я ударил и в самом деле почувствовал боль в большом пальце.

– Немножко больно, – сказал я.

– Вот видишь. И это ты ударил один раз, к тому же слабо. А представь, что будет с твоим большим пальцем после нескольких десятков увесистых ударов. Он у тебя просто отвалится. Поэтому всегда держи его так.

Макс показал, как сделать, чтобы большой палец был защищен костяшками и первыми фалангами трех других пальцев, а потом велел – уже правильно сжатым кулаком – несколько раз ударить его по руке.

– А сейчас не больно, да? Кулак – твое оружие. Он должен быть как молот, всегда готовым колотить, сколько нужно, и не знать усталости.

По вечерам я зарисовывал в блокнот все, чему днем научился в зале, – рисунки помогали мне лучше и прочнее усваивать новые знания. Так, я изобразил кулак своей левой руки, один раз с неправильно сложенными пальцами, а второй – со сложенными так, как надо. Рисовал я толстыми линиями, чтобы кулак выглядел сурово и мужественно и напоминал молот, про который говорил Макс. Кроме того, я проиллюстрировал технику основных ударов, постаравшись как можно точнее передать движение боксера и положение рук.