Берлинская жара - [78]

С улицы понесся вой сирен. Шелленберг поднялся, подошел к зеркалу возле входной двери и, глянув в него, поправил галстук.

— Благодарите Бога, — сказал он на прощание, — что Гитлер не стал сокращать время между сигналом воздушной тревоги и налетом. Об этом его просил Шпеер, чтобы рабочие на оборонных предприятиях не разбегались слишком рано.

Хартман полулежал в кресле, курил сигару, подаренную ему Шелленбергом, и пускал в воздух кольца из дыма. Проанализировав свой диалог с шефом СД, то, как он говорил, жестикулировал, слушал, Хартман пришел к убеждению, что Шелленберг решил начать сепаратные переговоры с Западом, используя в качестве аргумента реализацию урановой программы рейха. Скорее всего он действовал под «крышей» Гиммлера, а это значит, что СС пробило стену недопонимания с союзниками Сталина.

Раздался телефонный звонок. Учтивый голос портье доложил:

— Господин Хартман, в холле вас ожидает посетитель.

Спустившись вниз, Хартман издали поймал взгляд портье, который указал ему на невысокого, сутулого, лысоватого человека в старомодном коричневом костюме, который скромно провалился в кресло в самом дальнем углу зала. Энергичной походкой Хартман подошел к нему.

— Добрый день. Могу я вам чем-то помочь?

Незнакомец не встал, не изменил позы, но приветливо улыбнулся и показал на место рядом с собой.

— Можете, господин Хартман. Присядьте, пожалуйста, прошу вас.

Хартман сел и остановил на нем вопросительный взгляд.

— Шольц. Гестапо, — с какой-то грустной интонацией представился тот. — Давненько хотел с вами познакомиться.

— Вот как? — вскинул брови Хартман.

— Но, знаете, всегда требуется повод, чтобы не выглядеть навязчивым.

— Надо понимать, вы его нашли?

— Да. — Поджав губы, Шольц достал из портфеля тонкую папку. — Вернее будет сказать, повод нашел меня сам. Вы же сейчас работаете с оберфюрером Шелленбергом?

Хартман жестом прервал его, покрутил пальцем возле уха, предупредив таким образом о прослушке, и указал на двери, ведущие в сад.

— Давайте пересядем, господин Хартман, — догадавшись, подхватил Шольц. — Здесь слишком душно. Такое лето в этом году, от жары спасу нет.

По пути в сад Шольц успел высказать Хартману свои соображения насчет выращивания чайных роз в городе.

— У вас, видно, нет чайных роз. Если надумаете завести, помните: они не любят холода, на зиму их обязательно нужно обрезать, прикапывать, а то и накрывать.

— Должно быть, у вас большой опыт, — польстил ему Хартман.

— Маленький садик в Кёпенике, — расплылся в виноватой улыбке Шольц. — Только розы. Посадите, не пожалеете.

Они расположились на двух стоящих друг против друга скамьях под легким навесом из дикого винограда. Шольц мысленно оценил предусмотрительность Хартмана. Он вынул из папки лист бумаги.

— Скажите, не попадался ли вам на глаза вот этот текст? К сожалению, мы располагаем лишь фрагментами, но, может, вы его узнаёте?

Хартман конечно же узнал шифровку, составленную Шелленбергом для передачи в СИС якобы от имени Эбеля.

— Думаю, об этом вам лучше спросить оберфюрера Шелленберга, — сказал он, но с таким выражением на лице, по которому Шольц должен был догадаться — этот текст ему безусловно знаком.

— Вот как? Интересно. — Шольц сложил руки на груди, из садовника-любителя превратившись в строгого школьного воспитателя. — Это радиоперехват, полученный нами в ходе рутинной операции. Скорее всего ничего не значащий пустяк или дезинформация. И что нам теперь с этим делать, скажите на милость? Ведь оберфюрер Шелленберг не отчитывается перед гестапо, в то время как гестапо обязано отчитываться перед группенфюрером Гиммлером. Может выйти нелепая путаница.

— Но при чем же тут я?

— Как? И это говорите вы, человек, делом доказавший свой патриотизм? Вы, оберштурмбаннфюрер СС? В трудную годину нам всем надо действовать заодно, хотя бы потому, что хоть мы, может, и не очень большие друзья, но враг-то у нас один. И драться с ним надо вместе.

— Логично. — Хартман тоже сплел руки на груди. — Хотя, по мне, так вы пытаетесь в лесу искать деревья. СС — единый организм, прообраз нацистского государства. В нем всё сопрягается сообразно общей цели. Разве не так?

— И все же, дорогой друг, и все же… Будемте реалистами — люди, всё портят люди с их человеческими слабостями. Служение общей цели не исключает недоразумений, которые мы, стражи рейха, обязаны упорно и незаметно исправлять.

— И что же все-таки вы хотите от меня?

Подбородок Шольца поднялся вверх, в глазах блеснул холодок. Он не стал ходить вокруг да около и тихо, но твердо сказал:

— Ваша работа на господина Шелленберга должна стать прозрачной для тайной государственной полиции.

Они уставились друг на друга, словно выжидая, кто первым нарушит молчание.

— Хотите знать больше? — Со стороны Хартмана последовала выразительно долгая пауза, указывающая на внутреннюю борьбу. Наконец, он вскинул голову: — Тогда гарантируйте мне защиту от Шелленберга. У меня нет уверенности, что по завершении операции с англичанами я не буду устранен. Шелленберг техничен, — добавил Хартман. — Ему не нужны лишние уши.

Шольц вытянул руку и доверительно похлопал Хартмана по колену.