Берлинская жара - [2]

— И все же, мой дорогой Вернер, с каким резюме вы меня оставите? Лаборатория разрушена, существенные объемы урана и тяжелой воды утрачены. Что мне сказать фюреру? — с трудом сдерживая раздражение, спросил Шпеер.

Гейзенберг посмотрел на него почти весело.

— Знаете, я придерживаюсь того мнения, что к успеху мы поднимаемся по ступеням провалов и неудач. Иного пути познания не существует. Да, мы потеряли порошковый уран и тяжелую воду. Но мы говорим уже о другом типе замедлителя. А уран станем использовать только твердый. Наука — это не «мерседес», в котором есть педаль газа. А фюреру доложите — путь к созданию оружия возмездия открыт. Теперь уже безусловно. Урановый котел начнет работать, и очень скоро. — Гейзенберг постучал пальцем себя по лбу. — Он уже работает. Так и скажите.

1943 год

Берлин, Вильгельмштрассе, 77, Рейхсканцелярия, 14 мая

Гитлер появился в зале совещаний, расположенном со стороны Фоссштрассе, из боковой, неприметной двери, откуда его никто не ждал, одетый не в серый полевой мундир, как обычно, а в темно-синий шевиотовый костюм с широкими лацканами и в новых очках на носу, к которым еще не привык, отчего он сделался похож на учителя словесности из баварской глубинки. За ним следовал рейхсляйтер Борман, приземистый, плотный, подвижный, пышущий свежестью полного лица, на днях назначенный личным секретарем фюрера. Коротко поздоровавшись, Гитлер долго приглаживал волосы напряженно выгнутыми ладонями, бросая на собравшихся настороженно-внимательные взгляды, и молчал. Молчали и вызванные на совещание высшие чины вермахта, СС и МИДа (всего девять человек), давно изучившие повадки фюрера и спокойно ожидавшие начала. С учетом участившихся авианалетов союзников на Берлин проводить такие собрания в помещении Рейхканцелярии можно было считать небезопасным, однако фюрер хотел показать себе и своим подчиненным, кто в доме хозяин; к тому же формат был определен как краткое совещание. Несмотря на распоряжение фиксировать все выступления участников подобных мероприятий, в зале отсутствовали стенографисты. Это указывало на неформальность данной встречи.

Гитлер выглядел усталым; казалось, он забыл что-то важное, и теперь старается вспомнить. Обожженные в газовой атаке под Ипром глаза заметно покраснели, веки набрякли более, чем обыкновенно. Наконец он внутренне собрался, выпрямил спину, черты лица обрели твердость, в пальцах рук обозначилось напряжение. Он энергично втянул в себя воздух и так же энергично выдохнул. Это послужило сигналом Борману, чтобы объявить начало.

В течение получаса собравшиеся внимательно слушали то, что было им хорошо известно и о чем фюрер говорил практически на каждой встрече. Речь его была полна трюизмов: «нужны решительные действия», «важна концентрация возможностей», — однако в ней также присутствовало ясное понимание происходящего, основная мысль была сформулирована четко, логично и убедительно.

Суть сказанного фюрером сводилась к следующему. В результате просчетов и прямого предательства 6-я армия, оказавшись в кольце под Сталинградом, была уничтожена. «В ней было слишком много русских, — заметил фюрер, имея в виду русских добровольцев, примкнувших к Паулюсу. — А я всегда утверждал, что тевтонский дух требует чистоты». Это поставило Германию перед вопросом выбора стратегии на текущий 1943 год.

Не секрет, что пораженческие настроения посетили часть генералитета, выступившего за переход к глубокой обороне. Этот тезис фюрер снабдил ремаркой: «Я понимаю эгоизм Муссолини, который призывает меня не предпринимать наступательных действий на Восточном фронте и просит перебросить минимум пятнадцать наших дивизий в Северную Африку, чтобы не допустить высадки британского десанта. Увы, храбрость итальянских солдат, как все мы видим, осталась в Древнем Риме. Но я решительно не понимаю германских генералов, готовых отступить перед лицом военной неудачи, предпочтя сдачу завоеванных позиций нанесению мощного, концентрированного контрудара».

Далее Гитлер задался вопросом: имеются ли в сегодняшней военно-политической ситуации основания для подобного оптимизма? Ведь что скрывать — инициатива упущена, фронт растянут, да и Муссолини ждет помощи. Здесь фюрер обратился к принципу реальной политики, предложенному еще фон Рохау в середине прошлого века. «Нам кажется, что мы оказались в патовом положении. — Фюрер обвел тяжелым взглядом собравшихся и откинулся на спинку кресла. — Но никогда еще международное положение Советов не было столь шатким, как сегодня. Никогда противоестественная коалиция англосаксов и славянских большевиков не подвергалась такому испытанию, которое неизбежно сотрет ее в пыль».

По данным разведки, на днях Черчилль уведомил Сталина, что движение конвоев с военными грузами из Британии в СССР на какое-то время придется прервать, поскольку весь существующий тоннаж необходим для англо-американской операции на юге Европы. Вероятнее всего, это связано с успехом Красной Армии под Сталинградом. Очевидно, что англичане не хотят победы большевиков. Агентура в Лондоне докладывает, что Кремль в ярости. Из британских источников удалось узнать о телеграмме Сталина, направленной Черчиллю, в которой он в непозволительном тоне требует открыть Второй фронт. Судя по всему, Черчилль отказал, поскольку Сталин отозвал своего посла из Лондона. Вероятно, такая же ситуация сложилась и в отношениях с американцами: Литвинов тоже должен будет покинуть Вашингтон.