Берлинская лазурь - [74]

Шрифт
Интервал

Итак, Лео. Пока лучшим из кандидатов на роль маньяка казался он. Но после той встречи в баре они провели вместе почти три дня. Он пару раз отлучался за вином и едой, но слишком ненадолго, чтобы провернуть что-то. «Или? Может быть, это подвал его же дома, и он случайно тогда выследил Ви? Но зачем? И какой смысл пытать ее? Шантажировать меня? Предупреждать и пугать крысиным распятием? Не сходится. Но как-то совершенно не хочется быть следующей». Эти мысли сводили Лизу с ума, но еще больше беспокоило, что Кэрол наверняка волнуется, куда она пропала. Она же обещала вернуться через полчаса, а прошло уже бог знает сколько. И наверняка со стороны все выглядит, будто она его бросила и сбежала. Вот только он доверился. А она… «Боже, Лиза, даже в момент перед своим жестоким убийством ты думаешь, что поступила неудобно для кого-то! Когда ты начнешь думать о себе? Может, тогда, наконец, и кто-то еще о тебе подумает?»

Она представила, как Кэрол врывается сюда в сияющих доспехах, побеждает всех врагов, сажает ее на коня, и они уносятся вдаль. «Ты все же смотришь слишком много фильмов. Хорошо, что больше тебе не придется этого делать». Она подняла зажигалку и еще раз осмотрела комнату. Ничего. И ни малейшего звука. Дверь закрыта плотно, никаких вариантов выбраться нет. Самое время поработать над смирением. «Больше делать все равно нечего. Не плакать же», – сказала она себе и тихо запела.

Около полудня Миша и Кэрол уже были друг с другом на постоянной связи. Вестей о Лизе не поступало. К трем часам Кэрол, не выдержав, отправился к Мише искать в ее вещах хоть какие-нибудь намеки на то, где она сейчас могла быть. Но гипотетически помочь им мог лишь Лизин запароленный ноутбук.

– Ох уж эта долбаная защита данных! – взорал Миша, – ну что я там могу увидеть, девочка? Сборник старой порнухи и выписки с кредитных карт? А так бы сейчас помогло.

Они уже не на шутку волновались. Не было никакой весомой причины сейчас, просто по мимолетной прихоти, исчезнуть вот так. Даже если бы ей расхотелось возвращаться к Кэролу, что странно (когда она уезжала, от нее тянулся шлейф из бабочек, тех самых, что обитают внутри живота). Он готов был поклясться, что не так выглядят девушки, которые тебя бросают. И почему она не предупредила Мишу?

– Да, я уж понял, опыт у тебя богатый, – ехидно заметил Миша.

– О, я вовсе не такой сердцеед, каким меня считают. Вид красивого мальчика сразу навевает мысли про все эти «поматросит и бросит». И никто не верит, если ты утверждаешь, что хочешь крепких семейных отношений. Бесит.

– А ты хочешь?

– Да, черт побери, но с моими избранницами вечно что-то случается.

– Слушай, а она не могла, ну, просто где-то затусить? Внезапно встретить какую-то подругу и включить шальную императрицу? Как у вас тут сейчас молодая клубная молодежь это делает?

– Понятия не имею. Я, опять же, не так молод, как кажется, – Кэрол сделал паузу, как бы выясняя, не спалился ли. – На Лизу это не очень-то похоже. Впрочем, я не так давно ее знаю.

– Я знаю ее давно, но мы не общались почти с института. Понятия не имею, что она за человек сейчас. Помню ее, когда она писала фэнтезийные рассказики, чем рвала нам, бунтарям-бруталам, ми-ми-ми-метры и заставляла смахивать скупую мужскую слезу.

– Хм, интересно было бы почитать.

– О, тут есть один, припрятал от нее однажды. Когда она решила проверить, действительно ли рукописи не горят. Оказалось, вполне себе горят. Но одну тетрадь я все же успел в карман положить.

– И ты молчал?! Давай ее сюда.

– А как это поможет?

– Хочу проверить одну штуку. Знакомый художник рассказал. Ну, мы в клинике вместе были. Суть в том, что рассматривая, слушая или читая произведение, можно иногда прочувствовать автора насколько, чтобы понять его состояние не только, когда он создавал, а и сейчас.

– Звучит как полный бред, но никакой другой идеи нет. Вот, держи. Ах да, маленький нюанс, она написана на-русском, от руки. Боюсь, ты ни хрена не поймешь.

– Окей, тогда буду просто разглядывать буквы, и смотри, тут есть картинки, значит, уж точно пойму, о чем речь.

– Дерзай, пойду пока кофе сварю. Чувствуется, это будет долгий день.

В дверь позвонили как раз в тот момент, когда в турке начала потихоньку подниматься пенка кофе. Если бы не обстоятельства, Миша бы мысленно послал звонящего на хуй и продолжал бы священнодействие. Но это могла быть Лиза.

За дверью стояла рыжая девица с кучерявой гривой, в солнечных очках, в черной кожаной куртке с заклепками и в коротких перчатках.

– Э-э-э, простите, вам кого? – начал он было по-немецки.

– Ищ шпрехе нихт10. Но вы же Миша?

– Да, – он опешил от ее внезапной бесцеремонности, – да, проходите.

Не то чтобы ему очень нравилась идея впускать неизвестно кого в дом, но оставлять эту рок-фею на виду у наблюдательных немецких соседей было крайне неразумно.

– Я ищу Лизу, я ее подруга Катя.

– О, добро пожаловать в клуб, с вами нас будет уже трое.

– В смысле?

– Ну, в смысле, вы, я и вот этот обаятельный молодой человек, – он помахал Кэролу в соседнюю комнату и пошел с Катей на кухню разливать кофе. – Вчера вечером отпустили ее сдуру один к другому, и после этого она не выходит на связь.


Рекомендуем почитать
Глупости зрелого возраста

Введите сюда краткую аннотацию.


Мне бы в небо

Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.


Двадцать четыре месяца

Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.


Поправка Эйнштейна, или Рассуждения и разные случаи из жизни бывшего ребенка Андрея Куницына (с приложением некоторых документов)

«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.


Я люблю тебя, прощай

Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.


Хроники неотложного

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.