Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - [186]

Клей заверил президента, что контролирует ситуацию в Берлине. Он настойчиво утверждал, что решение Советов выдвинуть еще двадцать танков свидетельствовало всего лишь о математических расчетах, проведенных Советами, – они просто хотели сравняться с американцами.

Однако Советы были напуганы демонстрацией силы у контрольно-пропускного пункта «Чарли» и возможностью дальнейшей эскалации конфликта, и Хрущев впервые привел свои ядерные силы в состояние боевой готовности. Советский лидер не был уверен, что ситуация не выйдет из-под контроля, и подготовился к разным вариантам развития событий.

Клей ясно высказал свое мнение: «Если Советы не хотят войну за Берлин, мы не можем начинать ее. Если они начнут ее, мы ничего не сможем сделать, чтобы остановить ее». Генерал был готов ручаться, что Советы не хотят начинать войну, и считал, что Соединенные Штаты должны отбросить их. Но президент не хотел рисковать.

Клей не знал, что демонстрация силы у контрольно-пропускного пункта «Чарли» настолько лишила президента присутствия духа, что он отправил брата решить вопрос с его постоянным собеседником на протяжении последних шести месяцев, советским агентом Георгием Большаковым. Одновременно он задействовал второй, более старый канал через посла Томпсона в Москве, как уже делал перед Венским саммитом.

Президент не отказывался от Большакова, поскольку этот канал доказал свою успешность. Переговоры Бобби с Большаковым перед Веной не смогли подготовить его к расставленным Хрущевым ловушкам по Берлину, но в критический момент Большаков был самой быстрой и непосредственной связью с Хрущевым.

Бобби знал, как немедленно организовать встречу с Большаковым, причем так, чтобы об этом не прознали газетчики. Джеймс В. Симингтон, помощник генерального прокурора, думал, что его босс, Роберт Кеннеди, испытывает расположение к «Георгию» отчасти из-за своей «склонности к безобидным фиглярам». Они встречались каждые две недели или около того, и Бобби обсуждал с Большаковым «большинство важных вопросов, связанных с Советским Союзом и Соединенными Штатами».

Брат президента сам установил порядок общения и позже сокрушался, что «к сожалению – как глупо, – я не записывал многие из обсуждаемых вопросов. Я просто пересказывал брату, о чем мы говорили, и он действовал в зависимости от этой информации. Я думаю, иногда он сообщал эту информацию Государственному департаменту, а иногда умалчивал о ней».

Первое совещание относительно возрастания напряженности на границе у контрольно-пропускного пункта «Чарли» между Бобби Кеннеди и Большаковым состоялось 26 октября в 17:30, за день до появления советских танков на перекрестке Фридрихштрассе. Согласно воспоминаниям брата президента, вторые, решающие переговоры состоялись 27 октября в 23:30 по вашингтонскому времени, или 28 октября в 5:30 по берлинскому времени, когда в холодный предрассветный час друг напротив друга посреди Берлина стояли танки и солдаты двух держав.

По словам Бобби, он сказал Большакову, что «ситуация в Берлине усложнилась». Он пожаловался, что министр иностранных дел Громыко резко отклонил предложение посла Томпсона по разрядке напряженности. «Мы считаем, что такое отношение, когда прилагаются усилия, чтобы найти способ решить эту проблему, недопустимо», – заявил Кеннеди. Он призвал «в последующие четыре – шесть недель немного успокоиться».

Позже генеральный прокурор вспомнил, что тогда он сказал Большакову: «Президент хотел бы, чтобы через двадцать четыре часа там не было никаких танков». Хрущев именно так и поступил. Бобби отметил, что обсуждение инцидента на контрольно-пропускном пункте «Чарли» показало, что Большаков «действовал весьма эффективно, когда решался столь важный вопрос».

Неизвестны подробности договоренностей, поскольку ни один не вел запись бесед. Однако с этого момента Соединенные Штаты прекратили военные эскорты гражданских лиц, и Клей больше не бросал вызов восточногерманским властям на пограничных пунктах. Как бы то ни было, но Клей был готов в любой момент приступить к сносу части стены; навесное бульдозерное оборудование для пробивки стены сняли с танков и убрали на склад.

В отсутствие сопротивления Восточная Германия продолжила укреплять и расширять стену.

Вашингтон, округ Колумбия 22:00, пятница, 27 октября 1961 года

В пятницу вечером, 27 октября, государственный секретарь Раск отправил телеграмму в американскую миссию в Берлине, в которой объявил о победе, несмотря на отступление. Раск отметил, что окончательное решение, положившее конец Берлинскому кризису, было принято на совещании в Белом доме в 17:00, на котором присутствовали президент, Раск, Макнамара, Банди, Колер и Хилленбранд. О решении сообщено в НАТО и в американские посольства, находящиеся в столицах трех главных союзников США.

«Мы достигли своей цели», – сообщил Раск. Кеннеди и Клей с полным правом могли утверждать, что появление советских танков доказывало их правоту, подтверждая мнение о том, что Москва, а не Восточный Берлин по-прежнему руководит событиями, происходящими в городе.

Тем не менее было ясно, что Раск капитулировал. В телеграмме говорилось, что «следует отложить поездки личного состава в штатской одежде на служебных машинах и на личных машинах с номерами вооруженных сил США и использование охранников и военных эскортов». Раск, чтобы избежать недопонимания, ясно дал понять, что президент хочет, чтобы Клей в дальнейшем избегал конфронтации с восточными немцами и русскими. «Американские гражданские официальные лица, – говорилось в телеграмме, – в настоящее время должны воздерживаться от посещения Восточного Берлина».