Беркуты Каракумов - [174]

Шрифт
Интервал

Арслан Агаевич маленькими глотками отхлебывал холодное вино, от которого слегка пощипывало язык, и настроение у него улучшилось. Расстраиваться не пристало. Радоваться надо, а не горевать. Радоваться, что легко отделался. Как говорят старые люди: хорошо, когда игрок признает свой проигрыш.

О прошлом следует забыть еще и потому, что Гулькамар стала теперь как бы родственницей Сапалы. Выходит, и его, Арслана Агаевича, родственницей. Ха-ха!.. Вот ото да!.. Нет, в дальнейшем лучше при Сапалы не вспоминать про Гулькамар. Неприлично.

Арслан Агаевич глубоко вздохнул, заерзав на стуле, поманил рукой официанта и попросил еще шампанского. Полусладкого, какое любила Гулькамар.


Из академии Сапалы направился прямехонько к Селиму. Попросил у него верблюда. Мол, на три-четыре дня, не более. Отправляется, дескать, в пустыню по своим научным делам. И в такую глухомань, где ни машине, ни мотоциклу не проехать.

Поколебавшись, Селим уступил. Конечно, дав при этом понять, что по нынешним временам и верблюжьего навоза никто бесплатно не дает.

Сапалы не раз уезжал в командировки. И в другие города его посылали, и в затерявшиеся среди песков аулы. Но еще никогда Джовхар так старательно не собирала мужа в дорогу. Вот уже несколько дней бедняжка крутилась-вертелась дома, по магазинам бегала. Жарила-шкварила, стирала. А возвратится с работы муж, она мотыльком вокруг порхала, пылинки с него сдувала, и голос ее звучал сладко — звучнее самой нежной флейты. Ей всячески хотелось угодить мужу и сделать одновременно вид, что удручена разлукой, хотя и расстаются они совсем ненадолго. И только глаза выдавали ее радость. Ну какая женщина, скажите, не станет радоваться, отправляя мужа за… Тьфу, тьфу, тьфу!.. Лучше не думать про это. Пусть аллах, если он есть на свете, пошлет ему удачу.

Однажды с сумкой, полной продуктов, она возвращалась с рынка. Плечи ломило от тяжести. Пот катился градом. Когда собиралась перейти улицу, прямо перед ней, едва не задев, проехала черная "Волга" с розовыми занавесочками и двумя нулями в номере. Расфуфыренная особа, сидевшая на заднем сиденье, насмешливо усмехнулась, взглянув на Джовхар. "Ах ты, сволочь, чего улыбаешься? Ну сколько еще дней ты будешь так блаженствовать? Как только слетит твой муж со своего кресла, так и тебе не видать этого сиденья! Я-то знаю…" И уже до самого дома Джовхар не могла успокоиться. "Есть же бабенки, которым в жизни повезло. Живут за спинами мужей — как сыр в масле катаются. Пустышки! Гроша ломаного не стоят, а мнят из себя шахинь. Тьфу, провалиться вам!.."

Едва муж сел к столу, она поставила перед ним пельмени с куриным бульоном, проворковала:

— Поди, проголодался… Ешь, мой дорогой, ешь, милый…

"Была б ты всегда такой", — вздохнул Сапалы.

Джовхар пошла на кухню, чтобы принести мясо, для себя. Пока она отсутствовала, Сапалы достал из бара две рюмки и налил коньяк.

— В честь чего это? — улыбнулась Джовхар.

— Чтобы отпуск мне провести на высоте.

Джовхар взяла рюмку двумя пальчиками:

— И пусть поскорее строится наш дом, чтобы поудачнее продать его. Ты перед отъездом посерьезнев поговорил бы со строителями — пусть они не ленятся в твое отсутствие. И путь не дерут с нас три шкуры — ведь стройматериал достают бесплатно. Тащат со стройки, а потом составляют акт и списывают. Может, за дураков нас считают и думают, мы не знаем? Скажи им, что мы все знаем. Пусть не подсчитывают все по базарной цене…

— Ладно, давай выпьем. Когда провозглашаешь тост, старайся говорить покороче, чтобы сидящим не наскучило, — перебил ее Сапалы и, опрокинув в рот рюмку, сморщился. — Уф-ф…

— Отпей скорее бульону.

— Горячий же…

— Тогда вот салатик холодный.

Джовхар придвинула вазу с мелко нарезанными помидорами и огурцами, присыпанными сверху укропом, зеленым луком.

Справившись с пельменями, Сапалы выпил еще. Хотел налить и Джовхар, но она накрыла свою рюмку ладонью.

— В ауле, наверное, сейчас поговаривают: "Молодец, Сапалы, женил старшего брата и отослал назад!"

— Наверное.

— Как бы эта прошедшая огни и воды особа не устроила твоему братцу красивую жизнь. Что она увязалась за ним? Может, подумала, что у него в пустыне несколько собственных отар пасется?

— Просто она поняла, что здесь нету того, кого она ищет.

— Ха-ха-ха-а!.. А может, и правда с милым рай и в шалаше, — а, Сапа-джан?

— И все же лучше вместо шалаша иметь дворец, не правда ли?

— Хи-хи… Представляешь, как мы скоро заживем! Ух-х ты-ы!..

Заметив, что муж после выпитого стал вялым, лицо его раскраснелось, а глаза маслянисто блестят, Джовхар разобрала постель и предложила ему прилечь, чтобы хорошенько отдохнуть перед дорогой. Сапалы освежился под душем и отправился в спальню. А Джовхар, тихонько напевая, стала укладывать его вещи. С запасом белья положила в рюкзак шерстяной свитер и теплые носки — ведь ночи в пустыне уже стали холодными. И про носовые платки не забыла, даже побрызгала их духами. Завернула в целлофан две большие лепешки с жареным мясом. Сунула в кармашек рюкзака несколько коробок спичек и четыре пачки зеленого чая.

Выключив в зале свет, Джовхар, неслышно ступая по ковру, зашла в спальню. На тумбочке возле софы горел красный ночник. Сапалы сладко посапывал, по-детски подложив под щеку обе ладони. А Джовхар надеялась, что он ждет ее с нетерпением, нервничая, что она задерживается. Она скинула халат на пол и, укладываясь с мужем рядом, нарочно постаралась, чтобы он проснулся. А он, что-то невнятно пробормотав, отодвинулся. Жена засмеялась, прижалась к нему горячим боком. И когда он приподнял голову, она, поглаживая свои белые налитые груди, сказала:


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.