Ныркова выскочила на крыльцо и заголосила на все село:
— Помогите!.. Помирают!..
Долго отхаживал Берестнякову фельдшер. Она пришла в себя и лежала окаменело неподвижно. Только остановившийся взгляд, до краев налитый печалью, говорил, что она жива.
* * *
Наступила долгая томительная ночь. Возле бабки Груни дежурили соседи, Наталья Александровна. По совету фельдшера, ноги ей обложили бутылками с горячей водою… Лекарств она не принимала. Когда ее пытались уговорить выпить хотя бы простой валерьянки, она молча стискивала зубы и отворачивалась к бревенчатой стенке.
Дед Игнат сидел на лавке, уткнувшись в ладони, и раскачивался из стороны в сторону, как заклинатель.
Было гнетуще тихо. Даже шепот здесь казался очень громким и нелепым.
* * *
Трунов весь вечер пытался дозвониться до Лыковского хутора. Наконец ему ответили. Заспанный женский голос спросил в трубку:
— Чего надо?
— Лесничество?
— Ну, лесничество. Чего надо?
— У вас там работают ученики из Ягодного…
— Работают, — перебила женщина. — Что дальше скажешь?
— Все ли там у вас в порядке?
— Приезжай, узнаешь.
— Я Трунов. Председатель Ягодновского колхоза.
— Чай, в трубку кем хочешь назваться можно.
— Вот чудачка, — стал злиться Трунов. — Я же у тебя никаких тайн не выведываю. Ты мне только скажи, жив ли Прохор Берестняков?
— Кто ж его знат? Пуля насквозь прошила мальчонку… Звони в район. Туда его повезли.
…Трунов дозвонился до районной больницы. Ему ответили, что Берестняков в больницу не поступал.
Василий Николаевич провел ладонью по лицу, точно смывая усталость и мрачные мысли.
— Что же будем делать, Трунов? — сам себя спросил Василий Николаевич и стал сворачивать на колене самокрутку. — Что же будем делать? — повторил он вопрос. И будто кому-то еще, а не самому себе ответил: — Утром надо ехать в Богородск.
Трунов, произнеся слово Богородск, почему-то сразу вспомнил ремонтный завод, лица рабочих, с которыми разговаривал после митинга, а после Василий Николаевич припомнил первый свой приезд в районный центр, встречу с Макаровым, колхозное собрание…
«Макаров? — спохватился Трунов. — Что же я о нем раньше-то не вспомнил?.. Вот кому надо позвонить! Он все разузнает… Может, сейчас? Поздно? Ничего. Не какой-нибудь там пустяк…»
Он долго крутил ручку аппарата. Телефонистка недовольно проворчала что-то вроде: «Не спится людям». Василий Николаевич пропустил замечание усталой женщины мимо ушей и решительно потребовал:
— Соедините меня с Макаровым.
— Кабинет Макарова не отвечает, — сообщила с каким-то оттенком торжества телефонистка.
— Позвоните на квартиру, — упрямо потребовал Трунов.
— Слушаю вас, — очень официально и, как показалось Василию Николаевичу, раздраженно, произнес первую фразу Макаров.
Трунову стало неловко. Он знал, что предрику нет покоя ни днем, ни ночью, поэтому замешкался с ответом.
— Ну, кто там? Алло! Слушаю вас.
— Прошу прощения за беспокойство… Разбудил Михаил Сергеевич?
— Раз разбудил, так хоть скажи, кто разбудил?
— Трунов.
— Трунов! Здравствуй, дорогой. Кстати позвонил. Я тебя только что вспоминал. О Берестнякове беспокоишься?
— Из-за него звоню.
— Отличный паренек…
— Так он что, живой? — крикнул в трубку Трунов.
— Оглушил… А вы что же, похоронили его уже?
— Ох, — вздохнул Василий Николаевич. — А тут такое творится! Бабка Берестнякова почти при смерти лежит. И дед Игнат еле дышит. Хоть расскажи, что случилось?
— Разве ничего не знаешь?
— В том-то и дело. Проезжал какой-то тип мимо Ягодного и пустил слух, что Прохор Берестняков убит.
— Вот идиотизм! Сходи, успокой стариков. Скажи, что пустяковая царапина у внука, а не рана. На самом деле ранен он тяжело, но не смертельно. Парня уже оперировали в госпитале.
— Да что случилось-то? Откуда рана?
— Твои ягодновские орлы диверсантов поймали. Одного в лесу прикончили, а второго в Богородск доставили. Важная птаха, хоть и кличку имеет Ворон… Завтра Скирлы Проворотов в Ягодное вернется и все-все вам расскажет… Ну, Скирлы! Ну, старик. Такой тут тарарам устроил! Всех на ноги поставил… Он ведь и спас Прохора… Ну, спокойной ночи.
— Спасибо, Михаил Сергеевич. Спокойной ночи.
— Да! К старикам Берестняковым сегодня сходи. А через недельку привози их сюда, к внуку. Счастливо.
* * *
Почти всю дорогу от правления до берестняковского дома председатель бежал. Изредка только останавливался, чтобы отмахнуться от собак. Они словно специально поджидали сегодня Трунова и подло нападали с тыла.
* * *
…В деревнях не запирают дверей, когда в доме горе, чтобы в дом могли войти добрые и сердечные люди. И у Берестняковых двери не были заперты.
В первой хате никого не было. Одиноко и тускло горела «увернутая» лампа. Трунов прошел в горницу и остановился у порога. Снял шапку.
Дед Игнат безразлично посмотрел на председателя и скорбно покачал головой: мол, спасибо тебе, добрая душа, что не забыл в горе и не взыщи, что нет для тебя ласковых гостеприимных слов, не до ласковых слов сейчас.
Наталья Александровна вскинула глаза на Василия Николаевича и отвернулась, чтобы не расплакаться.
А бабка Груня даже не заметила вошедшего.
Кто-то еще сидел подле стола, на лавке, но Трунов не разобрал кто именно. Ему вдруг стало жутко, когда он увидел глаза старика Берестнякова.
