Он сделал несколько шагов и вдруг вспомнил о зайцах. Остановился и закричал Лосицкому:
— Саня! Постой.
Лосицкий остановился. Прохор подбежал к нему. Торопливо отвязал трех зайцев и протянул их Саше.
— Два вам на всех «иностранцев», а этого отдай Тане. Ладно?
Лосицкий пытался протестовать, но Прохор и слушать его не хотел.
— Бери, говорят! Я этих беляков каждый день таскать могу. А кто у нас подарков не принимает, тот зло таит.
Удивленный и растерянный, Лосицкий остался стоять на дороге с зайцами в руках, а Берестяга побежал на главную улицу. Он торопился домой, чтобы прочитать Танину записку.
«Проша! Меня очень огорчает, что ты не ходишь в школу. Мама сказала, что о тебе говорили на педсовете. Если ты сейчас не станешь посещать школу, то тебя оставят на второй год. И тогда мы будем учиться в разных классах.
Мама говорит, что ты не ходишь в школу из-за истории с вещами. Глупенький. Ты же — не бабушка. А твоя доброта и доброта твоего дедушки всем известна. Спасибо вам. Марьюшка нам все рассказала. Все, все.
Я поправляюсь. Скоро смогу заниматься.
У нас с мамой большая радость. Мы наконец-то получили письмо от папы. Папка жив. Он был тяжело ранен. Лежал в госпитале. А сейчас снова на фронте. Я — самая счастливая на свете… Заглянул бы к нам, Проша. Очень буду тебя ждать. Придешь? Таня».
Прохор несколько раз перечитал записку, а хотелось читать еще и еще. Так и написано: «Очень буду тебя ждать».
Берестяга даже подпрыгнул от счастья. Блаженно и глупо улыбаясь, припустился он к дому.
Бросил лыжи в сенях и прямо в маскхалате, не обмахнув валенки, вбежал в хату, крикнул:
— Дед, ты дома?
Дед сидел на лежанке.
— Ослеп ты, малый, что ли?
— Дед, я завтра в школу пойду!
— Молодчина.
— Дед, а Танин отец тоже жив!
— Откуда знашь?
— Не знал бы, не говорил. Вот записка! — И Берестяга прочитал деду Танину записку.
Дед Игнат все понял. Заулыбался. А улыбку, чтобы внук, чего доброго, не обиделся, старик прикрыл рукою и сделал вид, что расправляет усы.
Давно у деда Игната не было так хорошо на душе.
— Непременно сходи к Тане. Хорошая она девонька. Чай, и не сыскать лучше-то. Сходи, Проша, сходи, внучок.
— Дед, а если сегодня?
— Что ж, можно и сегодня. Принеси водицы с колодца, дров на утро и ступай… Принарядись и ступай, — дед посмотрел на двери и поманил Прохора. — На погребице под ящиком с плотницким инструментом сало у меня припрятано. Возьми, отнеси им. И яблочек моченых расстарайся. Учить тебя не надо. Сам знаешь, как.
— Дед, ты самый лучший дед на земле.
— Ну, ладно тебе, ладно… Одного косого-ти только лупанул?
— Четырех.
— Где же они?
— Двух — «иностранцам», а одного нашим. — Прохор смутился.
— Ну, ладно, ладно, — опять повторил дед Игнат. — Ступай по воду. Не теряй время.
Прохор скинул маскхалат, забрал в чулане ведра и пошел на колодец.
Вернулся быстро. Запыхался… Вылил воду в бак и собрался выходить из дому. Тут его окликнул дед:
— Проша!
— Ау.
— Проша, а догнать-то осилишь?
— Осилю. Осилю, дед.
* * *
Таня была дома одна. Наталья Александровна еще не вернулась из школы. Марьюшка ушла к соседке разжиться закваски для хлеба.
Прошка долго стучался. Но в сени никто не вышел. Тогда он зашел в хату и остановился у порога. Таня, услышав, что кто-то вошел, спросила:
— Мамочка, это ты?
Прохор оробел.
— Кто там?
— Это я, Берестяга.
— Проша? Иди сюда!
Он разделся и осторожно, словно по стеклянному полу, прошел за перегородку, где лежала Таня.
— Здравствуй, Проша… Садись.
— Я и постою.
— Тебе надо скоро уходить?
— Нет. Сколько угодно могу побыть…
— Страшная… я стала? Да?
— И вовсе нет, — запротестовал Берестяга. — Ты всегда красивая.
Он и сам не знал, как произнес эти слова. Таня тоже смутилась.
— Ты очень добрый, Проша.
Он еще больше смутился от ее ласковых слов.
Таня стала расспрашивать об охоте.
О лесе, о зверях Берестяга знал не меньше любого опытного охотника. Его учителями были не только отец, дед Игнат, Скирлы, но и сами звери.
Он не ожидал, что Таню может так заинтересовать охота. А она слушала его внимательно-внимательно.
Пришла Марьюшка. Поздоровалась и ласково ему улыбнулась. Прохор невольно подумал: «А я, дурак, ей фиги показывал… Все из-за бабки. Темный она человек».
Прохор даже вздохнул.
— Ты что, Проша?
— Так просто… Скоро поправишься?
— Теперь скоро. Фельдшер говорит, что дней через десять можно уже будет на улицу выходить. А ты пойдешь завтра в школу?
— Пойду.
— Молодец. — Таня протянула свою худенькую, бледную, словно в ней не было ни кровиночки, руку и слабо пожала руку Прохора. — Молодец, Проша. Знаешь, что я придумала? Приходи ко мне учить уроки. Я ведь тоже отстала. Вместе и будем догонять. Хочешь?
— Я-то хочу. А Наталья Александровна не заругается?
— Мама? Что ты? Мама тебя очень любит.
Прохор засобирался домой, как только пришла из школы Наталья Александровна.
— Посиди, — попросила Наталья Александровна. — Я ведь тебя давно не видела. Как дедушка себя чувствует?
— Отпускает болезнь.
— Собираюсь все его навестить, да… да вот, ни одной минутки свободной нет. Передай, пожалуйста, дедушке мой поклон и скажи, что мы никогда не забудем того, что он для нас сделал. И тебе, мальчик мой, спасибо. — Наталья Александровна подошла к Прохору, обняла, прижала его голову к груди и стала ласково гладить по голове.
