Берестяга - [27]

— Здравствуйте, Берестняков.

Прохор даже зажмурился: он узнал голос директора школы Николая Николаевича Симакова, невысокого человека с болезненным лицом, который никогда ни на кого не кричал.

В Ягодновскую школу Николай Николаевич приехал года за два перед войной. До этого он работал в Горьком, преподавал в институте. У Симакова было такое больное сердце, что врачи запретили ему работать.

Один из товарищей посоветовал Николаю Николаевичу поехать в Ягодное, где леса и целебный воздух. И правда, в Ягодном Симакову стало гораздо лучше. Он, как говорится, поднялся на ноги и стал даже подумывать о возвращении в институт. А тут война. Директора Ягодновской школы мобилизовали. Тогда-то Николаю Николаевичу и предложили стать директором…

— Здравствуйте, Берестняков, — повторил приветствие Николай Николаевич.

— Здравствуйте, — оробело ответил Берестяга.

— Давно хотел вас попросить, Прохор, чтобы вы взяли меня с собой на охоту… А?

Прохор подумал, что ослышался. Он украдкой взглянул на директора. Нет, тот и не собирался над ним смеяться. Глаза за стеклами очков усталые и серьезные, улыбка открытая, добрая.

— Так как насчет охоты? Возьмете меня как-нибудь с собой в лес?

— А пойдете?

— Раз прошу, значит пойду. Значит, возьмете?

— Возьму.

— Спасибо. Если не трудно, то загляните ко мне после уроков: договоримся поконкретнее.

Николай Николаевич торопливо и бесшумно пошел к учительской.

Прохор глядел ему вслед и никак не мог опомниться…

«Как же так, — мучительно соображал Берестняков. — Не стал меня ругать за прогулы. А я боялся. На охоту попросился, — у Прохора сердце зашлось от гордости. Он мысленно повторил слова директора: «Давно хотел вас попросить, Прохор, чтобы вы взяли меня с собой на охоту». — Вот деду расскажу. Не поверит старый… А кто же Николаю Николаевичу сказал, что я охотиться хожу?»

Прохор не успел опомниться от одного чуда, как к нему подоспело другое. Это чудо явилось в образе Юрки Трусова. Трус подбежал к Прохору как только Симаков вошел в учительскую, подбежал на цыпочках и зашептал своим прокуренным голосом:

— Здорово, Берестяга, — и лапу протянул, будто между ними ничего и не было.

— Здравствуй, — не очень приветливо ответил Прохор.

— Чего тебя «Вытя» останавливал?

Прохор прекрасно знал, что «Вытей» дразнят Николая Николаевича. Дразнят за то, что он всем ученикам говорит «вы», но он удивленно спросил:

— Какой «Вытя»?

— Не знаешь?

— Не.

— Директор!

— Директор?.. В гости меня к себе звал.

— Ну?

— Баранки гну!

— Здорово. Берестяга, а твоя… — Трус хотел сказать «твоя невеста», но вовремя спохватился. — А твоя соседка Таня когда в школу придет?

— Скоро.

— Скажи, отец-то у нее генералом стал. Здорово, правда?

— Здорово, — согласился Прохор, хотя впервые от Трусенка услышал важную новость. «Что же она ничего про генерала не сказала?» — в душе обиделся на Самарину Берестяга.

— А что мой братан школу бросил, слыхал?

«Вот почему ты залебезил, Трусенок!» — подумал Берестняков.

— Не слыхал.

— Бросил. Ему на тот год уже в армию идти. Так он решил хоть напоследок погулять. Да надо полы в хате перестелить, нижние венцы в сарае заменить. Много делов всяких. Одним нам с матерью не справиться. Вот пока братан и подлатает дыры в хозяйстве, — повторил Трус чью-то чужую фразу. — Заболтался с тобою. Чего не идешь на урок?

— На второй пойду.

— Ладно, побежал я. Меня Прасковьюшка за картой послала. Будет теперь от нее. Скажу, что еле нашел. — Трус рысью припустился по коридору. Возле учительской остановился, пригладил пятерней вихры и с подобострастным видом постучался.

* * *

Весь день Прохор не переставал удивляться. Оказывается, все в классе очень без него скучали, так что когда он переступил порог своего седьмого «А», одноклассники радостно закричали, а некоторые даже полезли обниматься. Берестяга был растроган такой встречей.

На уроках он сидел, будто новенький, боялся даже пошевельнуться и внимательно слушал. И вовсе не так уж сильно отстал. Никто ведь, даже дед, не знал, что Берестяга все время, пока не ходил в школу, «почитывал» учебники.

Прохор почти все, о чем шел разговор на уроках, понимал. Иногда он даже раньше других находил ответы на вопросы учителей, а поднять руку опасался: он чувствовал сейчас себя в классе так же, как чувствует себя певец, который должен петь перед публикой после долгого перерыва.

Все же Прохор решился. И на уроке Ксении Васильевны поднял руку. Она одобрительно улыбнулась Берестяге, кивком головы пригласила ответить. Прохор встал из-за парты и почувствовал, что краснеет. Класс с любопытством смотрел на него. А он не видел лиц товарищей, но их состояние чувствовал по необыкновенной тишине.

Начал Прохор говорить тихо-тихо и даже слова растягивал так же, как бабка Груня, а потом заговорил смелее, смелее…

— Хорошо, — похвалила ответ Ксения Васильевна. — Ты, оказывается, совсем не отстал от класса. Молодец. Садись.

* * *

Берестяга ждал встречи с Петькой Нырковым. Не виделись они уже дней десять. На улице все как-то не приходилось повстречаться, а домой друг к другу приятели не ходили. Прохор немного обижался на Петьку. Когда ему что-нибудь было нужно от него, так Нырок хоть под землей Прохора разыскать мог. А тут как в воду канул. Тоже, друг называется!