Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах - [22]

   по обветренным кручам,

в тумане болотном

   их путь неведом,

и там, где стремнина

   гремит в утесах, 1360

поток подземный,

   и там, где, излившись,

он топь образует

   на низких землях;

сплетает корни

   заиндевелая

темная чаща

   над теми трясинами,

где по ночам

   объявляется чудо —

огни болотные;

   и даже мудрому

тот путь заказан;

   порой бывает,

что житель пустошей,

   гонимый сворой,

олень гордорогий,

   спасая голову,

стремится к лесу,

   но, став на опушке, 1370

он жизнь скорее

   отдаст охотнику,

нежели ступит

   в темные чащи,

страшное место! —

   когда же буря

тлетворным ветром

   дышит над водами,

вздымаются волны,

   мрачнеет воздух,

небо плачет.

   И вновь на тебя лишь

мы уповаем!

   Подвигнись на поиск,

если отважен,

   найди злотворящую

в землях неведомых,

   в краю незнаемом!

Я же за службу

   воздам, как прежде, 1380

древним золотом

   кольцесокровищниц,

коль скоро с победой

   в живых вернешься!»

22

Беовульф молвил,

   потомок Эггтеова:

«Мудрый! не стоит

   печалиться! — должно

мстить за друзей,

   а не плакать бесплодно![89]

Каждого смертного

   ждет кончина!

пусть же, кто может,

   вживе заслужит

вечную славу!

   Ибо для воина

лучшая плата —

   память достойная!

Встань же, державный!

   Не время медлить! 1390

Пойдем по следу,

   и матерь Гренделя

не сможет скрыться —

   вот мое слово! —

ни на пустоши,

   ни в чащобе,

ни в пучине, —

   нет ей спасения!

Ты же нынче

   скорбящее сердце

скрепи надеждой,

   ибо я знаю твое желанье!»

Старец воспрянул;

   благословил он

Бога за речи

   храброго мужа.

Был скоро для Хродгара

   конь оседлан,

скакун волногривый.

   Правитель мудрый 1400

ехал, державный,

   и с ним дружина,

его щитоносцы.

   Ног отпечатки,

тропа тореная

   вела по равнине,

путь указуя

   в лесную чащу,

к Сумрачным топям

   (лучшего витязя

мертвое тело

   там волокла она,

друга Хродгара

   и его соправителя).

Дальше направились

   высокородные

к скалам гранитным,

   к теснинам темным,

где меж утесов

   стези кремнистые 1410

шли над ущельем,

   кишащим нечистью;

вождь — впереди,

   а старейшины ехали

сзади, дабы

   не сбиться со следа, —

вдруг перед ними

   явились кручи,

склоны, поросшие

   мрачным лесом,

камни замшелые,

   а ниже — волны,

кипящие кровью.

   Горько оплакивали

скорбные даны

   долю Скильдингов,

горький жребий,

   судьбу героя,

когда сыскали

   меж валунами 1420

на побережье

   голову Эскхере.

Видели воины,

   как омут вспенивался

горячей кровью

   (рог боевую

пел погудку);

   спешившись, конники

тут же приметили

   червоподобных

подводных чудищ,

   игравших в зыбях,

лежавших на отмели,

   морских драконов

из тех, что часто

   в час предрассветный

парусу путь

   преграждают в море,

ища поживы;

   хлынула нечисть 1430

прочь, злобесная,

   едва заслышала

звуки рога;

   тут воин гаутский[90]

стрелой из лука

   пресек на водах

жизнь пучеглазого —

   прямо в сердце

вошло стрекало, —

   и змей, влекомый

потоком в море,

   смертельно раненный,

все тише бился;

   кабаньими копьями,

крюками острыми

   его забагрили

и скоро вытянули

   на сушу диковинного

волноскитальца,

   выходца бездны. 1440

Беовульф к бою,

страха не знающий,

надел кольчугу,

доспех, сплетенный

руками искусников,

наряд, который

должен был в бездне

служить дружиннику, —

ратнику нужен

покров нагрудный,

хранящий в сечах

мечедробящих

сердце от раны,

жизнь от смерти;

и шлем сверкающий

нужен воину

в бучиле темных

водоворотов,

кров надежный,

увитый сетью 1450

и золоченым

вепрем увенчанный

(так он умельцем

лет незапамятных

был выкован дивно,

что ни единый

удар в сражении

ему не страшен).

Также герою

стало подспорьем

то, что вручил ему[91]

вития Хродгаров:

меч с рукоятью,

старинный Хрунтинг,

лучший из славных

клинков наследных

(были на лезвии,

в крови закаленном,

зельем вытравлены

узорные змеи); 1460

в руке героя,

ступить решившегося

на путь опасный,

на вражью землю,

тот меч не дрогнет —

не раз бывал он,

клинок остреный,

в работе ратной.

Теперь, отдавая

оружие воину,

его сильнейшему,

не хвастал сын Эгглафа

своей могучестью,

как прежде случилось,

когда упился он

брагой на пиршестве, —

не он ведь решился,

жизнью рискуя,

на подвиг в пучине,

чем честь и славу 1470

свою поущербил!

Но не таков был

герой, надевший

одежды битвы.

23

И молвил Беовульф

сын Эггтеова:

«Славный! припомни,

наследник Хальфдапа,

теперь, даритель,

когда я в битву

иду, о всемудрый,

что мне обещано:

коль скоро, конунг,

я жизнь утрачу,

тебя спасая,

ты не откажешься

от слова чести,

от долга отчего,

и будешь защитой

моим сподвижникам, 1480

дружине верной,

коль скоро я сгибну;

а все сокровища

твои, о Хродгар,

дары, за море

послать должно Хигелаку —

пусть он узнает,

гаут державный,

поймет сын Хределя,[92]

взглянувши на золото,

что встретил я

щедрого кольцедарителя

и этим богатством

владел до срока;

а меч мой наследный

отдайте Унферту —

пускай муж сильный

моим владеет

клинком каленым.

Я же стяжаю 1490

победу Хрунтингом

или погибну!»

Завет измолвив,

не стал ждать ответа,

но прянул прямо

в бурлящие хляби

вождь гаутский —

морские воды

над ним сомкнулись.

Ко дну он канул

(был переходу

дневному равен

путь через бездну),

а там злобесная,

вод владычица,

бурь хозяйка

встретила, лютая,

героя, дерзнувшего

проникнуть сверху

в ее пределы; 1500

и, выпустив когти,

в охапку воина

она схватила,

но был в кольчуге,

в наряде ратном

неуязвим он —

не по зубам ей,