Беньямин и Брехт — история дружбы - [3]

. Таково было первое упоминание о дружбе, которая в последующие годы будет вызывать недоумение у многих друзей и знакомых Беньямина. В следующем письме, отправленном через две с половиной недели, Беньямин поясняет сказанное о Брехте — и кажется, он совсем забыл свое предыдущее письмо:

Тебе будет любопытно знать, что между мною и Бертом Брехтом недавно возникли очень дружеские отношения, сформированные не столько на том, что он успел написать (я знаю только «Трёхгрошовую оперу» и его баллады), сколько на обоснованном интересе, который нельзя не проявлять к его сегодняшним планам².

Шолем, друживший с Беньямином с 1915 года и поддерживавший связь с помощью писем после 1923 года, со времени своей эмиграции в Палестину, не мог не уловить в этом известии очередную угрозу плану, осуществлением которого он был занят. С 1927 года Беньямин раздумывал над идеей надолго обосноваться в Иерусалиме, давать уроки языка и искать возможность устроиться на гуманитарном факультете Еврейского университета. Не далее как в мае 1929 года, как раз когда началось его сближение с Брехтом, он стал брать уроки иврита в Берлине, благодаря стипендии, добытой для него Шолемом в Иерусалимском университете. Однако занятия были заброшены уже через два месяца. Он постоянно находил новые причины, чтобы отложить поездку: невозможность прервать рабочие проекты, такие как «Парижские пассажи», изнуряющий бракоразводный процесс с женой Дорой, наконец, надежды на совместное будущее с Асей Лацис, впрочем, так и не решившейся связать с ним свою судьбу. Расчёт Шолема, что друг станет географически и интеллектуально ближе, окончательно рухнул 20 января 1930 года, когда Беньямин сообщил ему о своем стремлении «стать признанным первым критиком в немецкой литературе»[3]. Не будет ошибкой рассматривать это утверждение в связи со встречей Беньямина с Брехтом. Тексты, программные заявления Брехта и его деятельность в целом стали для Беньямина сильнейшим источником вдохновения; они позволили ему сосредоточиться на основных моментах его предыдущей деятельности. Однако творческим планам помешали политические потрясения. В годы, предшествовавшие приходу нацистов к власти в Веймарской республике, плацдарм для культурных инноваций сжался, превратившись в осажденный бастион. «Я не жду ничего хорошего от ситуации в Германии, — писал Беньямин Шолему в феврале 1931 года. — Меня не интересует там ничего, кроме судеб маленького кружка людей вокруг Брехта»³.

Реноме Беньямина как критика выходило далеко за рамки круга знакомых. Ханна Арендт опровергала пессимистические оценки Шолема, считавшего его известным лишь в узких кругах. Его репутация казалась ей прочной, «даже прочнее ауры, созданной вокруг своего имени самим Беньямином с его склонностью окружать себя загадками»⁴. Однако нельзя не признать, что между 1933-м и 1955 годами, когда в Германии появилось первое издание работ Беньямина, его имя, по словам Шолема, было «забыто настолько основательно, насколько это возможно в мире идей»⁵. До того он был известен, по крайней мере среди образованной публики, как ученый, критик, эссеист, писатель и автор радиопередач. С тех пор как в июле 1925 года Беньямин потерпел неудачу в попытке стать университетским преподавателем, его книги и переводы, статьи и рецензии о немецкой и французской литературе, филологии и философии охотно публиковались в Веймарской республике издателями, журналами, отделами искусства еженедельных и ежедневных газет, чей статус подтверждал качество написанного. Его печатали издательства Rowohlt, Piper и Kiepenheuer и ведущие периодические издания, такие как Die Literarische Welt [Литературный мир], Frankfurter Zeitung [Франкфуртская газета], Die Weltbьhne [Мировая сцена], Berliner Bцrsen-Courier, Die Neue Rundschau [Новое обозрение], Das Tagebuch [Дневник], Die Gesellschaft [Общество] и Querschnitt [Профиль]. Его лекции и радиопередачи транслировались Funkstunde Berlin [Радио Берлина] и Sьdwestdeutscher Rundfunk [Юго-западное немецкое радио] во Франкфурте. Таким образом, Беньямин если и не достиг желанного признания в качестве ведущего критика немецкой литературы, то подошел очень близко к осуществлению цели. В 1933 году, по словам его жены Доры, редакторы признавали Беньямина «лучшим из современных немецких авторов, правда, — добавляет она, — только редакторы еврейского происхождения»[4]. Высказывания современников доказывают, что с его мнением считались[5]. Одним из читателей, восхищенных стилем Беньямина, был Герман Гессе, чей отзыв об «Улице с односторонним движением» — свидетельство признания, окружавшего писателя, — использовался издательством Rowohlt в рекламном анонсе книги:

В сумраке уныния и невежества, кажется, окутавшем современную литературу, я был поражен и восхищен, встретив столь чёткое, гармоничное, прозрачное и проницательное произведение, как «Улица с односторонним движением» Вальтера Беньямина [6].

Однако далеко не все работы Беньямина получали признание, как видно по откликам на трактат «Происхождение немецкой барочной драмы», вышедший в издательстве