Бенони - [7]

Тут Мак снова подошёл к окну, задумался, а потом начал говорить, спиной к Бенони:

— Весь посёлок ходит ко мне, я им всё равно как родной отец. Они приносят мне свои шиллинги и оставляют, пока шиллинги не понадобятся им снова, а я даю им расписку со своим именем: Сирилунн, дня такого-то и такого-то, Фердинанд Мак. Проходит время, когда долгое, когда короткое, люди являются снова и просят свои деньги обратно, вот расписка, говорят они. Ну ладно, я отсчитываю деньги, пожалуйста, получите. А они мне говорят: что-то их больно много. Мы тебе меньше оставляли. А это проценты — отвечаю я.

— Да, проценты, — невольно повторил Бенони.

— Разумеется, проценты. Мне нужны деньги, и я их зарабатываю, — с этими словами Мак отвернулся от окна. — А вот у тебя, Хартвигсен, денег куда больше. И потому я выдам тебе не простую расписку, а составлю закладной лист по всей форме. Я говорю это потому, что так я делаю. Нельзя обращаться с людьми состоятельными, как с мелюзгой, у людей состоятельных должна быть уверенность. Твои деньги — это не такая сумма, которую я могу безо всякого достать из кармана и вернуть тебе по первому требованию, вот почему ты отдашь деньги под заклад Сирилунна со всем его добром и пароходством.

— Помилуйте, господин Мак! — вскричал растерянный Бенони. Потом, словно желая смягчить такую свою непочтительность, добавил: — Я думаю, господину не надо так говорить, это уже слишком.

С детских лет, сколько Бенони себя помнил, о Маке из Сирилунна и о его богатстве не было двух мнений. Одни только торговые склады и пристань, мельница и винокурня, причалы, пекарня и кузня стоят во много раз больше, чем жалкие сбережения Бенони, а к этому ещё надо добавить самое усадьбу с живорыбными садками, с болотами морошки, с сушильнями.

Но к вящему смущению Бенони Мак продолжал снисходительно и ласково:

— Я просто хочу сказать, как это делается у меня. И значит, ты можешь быть спокоен за свои деньги. Впрочем, довольно об этом.

Бенони, заикаясь:

— Дорогой господин, дайте мне срок обдумать ваши слова. Если б меня в своё время не застращали старики... Но, конечно, раз вы... Сам-то бы я не прочь...

— Довольно об этом. Ты знаешь, о чём я думал, пока стоял у окна? О моей крестнице Розе Барфуд. Почему-то она пришла мне на ум. А ты о ней не думал, Хартвигсен? Удивительное это дело с молодёжью. Она уехала на юг после Рождества, собиралась пробыть там целый год, а сама уже вернулась. Может, её что-нибудь тянет домой? Ну ладно, Хартвигсен, до свидания. И обдумай это насчёт денег, обдумай, если захочешь. Только если сам захочешь...

Но дальше всё обернулось так, что Бенони и сам носа не казал, и денег своих не приносил Маку. Не беда, пусть доспеет, верно, думал про себя Мак, этот скользкий угорь во всяких делах и делишках, пусть себе мешкает с ответом, верно, думал Мак. А послать к Бенони гонца ему и в голову не приходило.

Бог не обидел Бенони разумом, он прекрасно понял намёки Мака насчёт Розы, пасторской дочери. Поразмышляв несколько дней и ночей, он мало-помалу раззадорился и решил не связываться с Маком, а действовать на свой страх и риск. Ну какой он хозяин тому богатству, которое хочет навязать ему Мак, откуда оно возьмётся, это богатство? О нет, Бенони был далеко не дурак.

Вырядившись в две куртки и нарядную рубашку, он пошёл сперва лесом, потом перевалил через гору. Путь он держал прямиком в пасторат, а пастору по его расчётам следовало быть в соседней, соподчинённой церкви.

Для начала он прошёл на кухню и сообщил, что едет по делам, ему надо съездить через пролив, так вот не уступит ли ему пастор на время свою лодку.

А пастора нет дома, ответили девушки.

Тогда, может быть, фру пасторша или фрёкен Роза дома? Передайте им поклон от Бенони Хартвигсена.

Лодку он получил, но ни фру пасторша, ни фрёкен Роза не вышли к нему и не сказали: «А-а, Хартвигсен, здравствуй, здравствуй! Милости просим зайти в комнаты».

Зряшная затея, подумал Хартвигсен. Он перебрался через пролив, побродил какое-то время по лесу, вернулся обратно и снова заглянул на кухню, чтобы поблагодарить за лодку.

Всё с тем же результатом. Хозяева так и не показались.

Совсем зряшная затея, подумал Бенони, переваливая через гору по пути домой. Пусть он твёрд и удачлив во многих делах, но с важными господами он всегда оставался робким и неумелым. «Как же мне быть? — рассуждал он дальше. — То ли подобрать себе жену по своему достатку, то ли посвататься к одной из прежних подружек и вместе с ней опуститься на дно?».

Дома дел было невпроворот. Четыре плотника подрядились выстроить у него большой навес для баркасов, но охоты заниматься делами совсем не было, недовольство всё росло, он стал очень недоверчивый и про себя подозревал, что люди собираются по-прежнему называть его Бенони, а не Хартвигсен. Чем же он навлёк на себя такое поношение?

Однажды Мак сказал ему:

— Вот ты строишь навес, а навес тебе без надобности. Для твоего баркаса всегда найдётся свободное место под моим навесом. А тебе надо бы совсем другое: тебе надо бы сделать пристройку к дому. Если ты в добрый час надумаешь жениться, тебе понадобятся ещё комнаты. Дамы это любят.