Белый жеребец - [2]

«Да, здесь все и началось», — думал Саша. Она любила его преданно, умела быть поистине щедрой в любви, он чувствовал, что доставляет ей радость. Потом, однако, все переменилось. Он не мог взять в толк, что произошло. В ней уже не было самозабвенной страстной любви, которой он так желал и без которой просто не мог жить. Ее нежная чувственность исчезла еще до рождения первого ребенка. Она нетерпеливо высвобождалась из его объятий, казалась холодной, равнодушной, это вызывало в нем раздражение, неудовлетворенность. А тут еще история с одной женщиной — это была старая связь, он не придавал ей значения. Маша узнала о его измене, и стало еще хуже. Всю свою любовь она перенесла на детей, целиком подчинив им жизнь, все остальное перестало ее интересовать. У него возникло ощущение, что жена тяготится им. Ссоры и сцены участились. Дети были почти погодки, Маша какое-то время сидела с ними дома, уйдя с работы, и ему стало казаться, что и жене и детям он нужен только для того, чтобы содержать их. Порой он чувствовал себя рабом семьи, обобранным и обманутым. Он начинал жалеть себя. Дело было не в деньгах — зарабатывал он много и был равнодушен к деньгам, считая, что не в них счастье. Он не стремился к роскоши, но злосчастная мысль о том, что его роль в жизни — содержать семью, и все, была невыносима. Словно он уже не мужчина. Ему претило, что жена — лишь мать его детей, и только. Он считал, что для такой роли он еще недостаточно стар (когда они с Машей поженились, ему было двадцать шесть лет).

Потом и в самом деле начались интрижки, появились любовницы; он стал пить, и чем дальше, тем больше. За это время у него было несколько женщин; отношения с двумя из них какое-то время давали ему ощущение удовлетворения, ему казалось даже, что он испытывал с ними подлинное, упоительное наслаждение. Он стал искать у других женщин то, чего не находил дома и без чего не мыслил себе жизни. Возможностей хватало. Он был привлекателен, пожалуй даже красив, пользовался успехом, легко находил общий язык с людьми; по делам службы (он был инженером-топографом) ему часто приходилось ездить в командировки и экспедиции, где он встречал много женщин. Маша знала это. Они дважды заговаривали о разводе, но из-за детей не решились на полный разрыв.

Последняя сцена произошла три недели назад, когда он вернулся из экспедиции. Казалось, все было более или менее в порядке, но тут Маша обнаружила у него в кармане письмо… Две ночи он прокутил, не ночевал дома. Но Саша любил детей, привязался к ним, да и дети так радовались, когда он возвращался из своих поездок. Оказалось, дети значат для него больше, чем он предполагал. Он не хотел потерять их. Понимал Саша и то, что, женись он в третий раз, брак снова может оказаться неудачным. Поэтому он вернулся домой, сказал Маше, что очень сожалеет о случившемся, и предложил ей попытаться начать все снова. Она не желала слушать. Тогда он заговорил о детях: «Мы должны сделать ради них все, что возможно». И она в конце концов уступила.

И вот они приехали сюда, на Крайний Север, на Колыму, где восемь лет назад узнали друг друга. Бежали от большого города, от людей, чтобы забыть, сжечь все, что накопилось за эти годы и сделало их чужими. Вернулись в тундру, чтобы попытаться наладить свою жизнь.

Сегодня был шестой день их пребывания здесь — они ездили верхом, рыбачили, стреляли уток. Бродили по колено в иле, продирались сквозь бурую стену травы на берегу — местами она была выше человеческого роста. Погода стояла солнечная, и было тепло.

«Хорошо, что мы поехали сюда», — думал Буров. Ему казалось, что их отношения день ото дня становятся чище, проясняются, но полной уверенности не было, и потому он настороженно наблюдал за женой.

Буров и Василий отдыхали, покуривая после еды. Солнце клонилось к западу. Маша вынесла двустволку, с которой обычно охотилась, разобрала ее на доске, перекинутой между двумя бочками из-под солярки, где потрошили рыбу и уток, и принялась ее чистить.

«Она и теперь еще очень хороша; черт, просто красива», — думал Буров. Маша осталась стройной, ладной даже после родов. У нее были светлые серо-зеленые глаза, прямой нос и округлый мягкий подбородок, светло-русые волосы она укладывала на затылке узлом. В уголках выразительно очерченных губ и около глаз наметились горькие морщинки. И все же она выглядела очень молодо для своего возраста (ей был тридцать один год). В институте, в Ленинграде, откуда она приехала сюда, она занималась спортивной гимнастикой, и это сказалось на ее осанке. В тот год, когда они познакомились, сюда приехали на два месяца двадцать пять практикантов, юношей и девушек. За Машей ухаживали сразу трое. А завоевал ее он. Она предпочла его, хотя и знала, что Саша женат и у него маленький ребенок.

За эти шесть дней она загорела и посвежела и в клетчатой ковбойке с засученными рукавами и прилегающих брюках, заправленных в резиновые сапоги, выглядела полной сил. «Да, она все еще чертовски хороша», — подумалось ему снова. Такой женой он мог бы гордиться в любом обществе, если, конечно, она бы этого пожелала.