Белый Ворон: Малыш - [166]

— Зарос ты не по делам, — сказала она, потому что надо было что-то сказать. Старалась при этом, чтобы её голос был ласковым и добрым, полным сочувствия и дружеского участия.

Спайк шевельнулся, но голову не поднял. Остался сидеть, уткнувшись лбом в её грудь.

— Года не прошло, — вдруг сказал он и снова замолчал.

— Что? — Осторожно спросила Мирла.

Он ответил не сразу. Отстранился от неё и даже немного отвернулся в сторону.

— Никогда, — сказал он, — никогда больше не делай этого. Ты женщина, а я мужчина. Или ты думаешь, что я…

Спайк не договорил. Замолчав, уставился в одну точку, думая о чём-то своём.

— Прости, — Мирла коснулась его пальцем, — я хотела помочь.

Спайк повернулся, долго смотрел на неё и снова повторил:

— И года не прошло, с тех пор, когда я в Академии строил планы, как буду жить. Подглядывал за Лизкой, а она делала вид, что ничего не замечает.

— Что? — Мирла округлила глаза, — ты подглядывал за девушкой? В туалете?

Спайк нервно рассмеялся.

— В туалете! Скажешь тоже! Наши раздевалки были рядом и я в стенке дырочку нашёл. Когда готовились к «контрольной линии» я подглядывал, как она переодевается. Плохо видно было, но всё равно, интересно. Мне тогда казалось, что я крутой, смотрю за ней, а она даже не догадывается. А потом, она в эту дырку просунула мне письмо: «Не для тебя ковыряла». Представляешь, я думал, дырка просто так получилась, а оказалось, это она проковыряла, чтобы за мной подглядывать. — Он вдруг затрясся и Мирле показалось, что Спайк готов расплакаться, или закатить истерику. Но Спайк начал смеяться. — Представляешь? Я думал, что крутой, знаю про неё, что-то такое, чего никто не знал, а оказалось, это она знала про меня, а не я! Глупо как, правда? Всё глупо. Я, обыкновенный пацан с последнего курса, игравший в войнушки в Академии, изображавший из себя не космоспасателя, а крутого воина-космодесантника, теперь сижу в этом городе и решаю судьбы людей! Одно моё слово — человек жив. Другое слово — он умер. А если я ошибусь? Что тогда? Люди умрут. И они умерли.

— Ты мог сделать что-то другое? — Спросил Мирла.

Спайк отрешённо посмотрел на неё:

— Нет, не мог. Не мог. Я растерялся. Я видел глаза этого безумца в грузовике. Он шёл на таран сознательно и радовался возможности нас убить. Стрелок БМП спас моих копов. Я не бог, Мирла. Я не могу всё просчитать. Я не понял, что эти рабы ничего не видели и ничего не понимают. Они совсем озверели и выпускать их надо осторожно. Хорошо, что так вышло, а то нам пришлось бы вылавливать и убивать их в городе. А сколько горожан бы погибло? Людей, которые нам поверили.

— Ты не виноват.

— Я знаю, — он встал, — мне просто больно. Когда гвоздь вбиваешь в стену и случайно попадаешь по пальцам, ты не виноват, но тебе больно. Всё равно больно. И мне больно. А ты примчалась меня спасать, — Спайк протянул руку и погладил её по голове, — подружка ты моя, верная. Спасибо. Теперь я знаю, что надо делать. Рабы есть и на других предприятиях. Нужна социальная реанимация для них.

Мирла не поняла его:

— Чего нужна?

— Отпускать их надо постепенно. Сначала, зарплату им давать, как наёмным работникам, потом переселить в общежитие в городе, где их будут учить пользоваться деньгами и управлять своим поведением и только потом, совсем выпускать на свободу. Но это на словах я понимаю, а по правде, не знаю, как это сделать. И что сейчас сделать, тоже не знаю.

— А может, не так?

— А как?

Они смотрели друг на друга.

— Взять раба и поместить его в нормальную семью. Пускай живёт с людьми и учится жить свободным человеком.

— Да кто ж их пустит?

— А мы тем, кто к себе раба возьмёт, будем деньги платить.

— Да это ж мужики, голодные до баб. Насиловать начнут!

— Зачем «насиловать»? Мужиков в городе не хватает. Они ж бьют друг друга у всяких «бригадиров». А так, глядишь, кто-то с бабой и уживётся. Чем плохо? Пускай живут.

Спайк остолбенело смотрел на неё:

— Так что, размещать их у одиноких женщин?

— Ну да. А ты чего думал? И женщинам мужей найдём, и рабов пристроим. Я как-то сразу об этом не подумала.

— Да ну, — его охватили сомнения, — ты бы видела эти глаза. Они же крови хотели.

— Так что же, их так и оставим? Ты мне сам говорил: «Бытие определяет сознание». Тут они вырвались и побежали, а там мы будем их по одному распределять. Я же видела: тут рабы в основном молодые. Стариков не держат: работа тяжёлая. А молодых, разберут. Вот увидишь, у нас получится.

— Люди боятся рабов.

— И правильно! Если они дикие, чего ж их не бояться?

Спайк долго стоял и смотрел куда-то поверх голов. Думал, а потом согласился:

— Попробуем. Пошли.

Копы не слишком усердствовали. Они осмотрели заброшенные строения и пинками пригнали в бараки шестерых рабов. Остальных искать не стали, столпились перед бараками и стали ждать, что будет дальше. Некоторые копы возмущались, другие говорили, что Спайку виднее, а нашлись и такие, кто назвал его ослом и заявил, что рабов надо не на свободу отпускать, а подальше в землю закапывать. С таким утверждением мало кто мог не согласиться, но называть Спайка ослом — это уж слишком. Кто-то вступился за шефа, его тут же обозвали «шестёркой» и некоторыми другими словами. Возникла ссора, которая быстро переросла в драку. Копы расступились, образовав небольшой круг, в котором всё и происходило. Подбадривая, то одного, то другого бойца, копы подсказывали, кому и как можно двинуть, чем ещё больше распаляли драчунов. В этот самый момент и появился Спайк. Ни слова не говоря, он попробовал протиснуться в толпу и посмотреть, что там происходит, но его отталкивали и не пропускали. Тогда Спайк взял и двинул одному копу по уху, а когда тот повернулся посмотреть на наглеца, добавил под глаз. Копы, наконец, заметили своего шефа и расступились. Спайк прошёл на середину, где два его бойца увлечённо колотили друг друга по физиономиям.