Белый свет - [87]

* * *

Мурзакарим важно разгладил вислые усы, был он сегодня важен и доволен: наконец вспомнили его, вызвали в сельсовет. Конечно, сам он теперь старый и никому не нужный… Но Алтынбек — большой начальник в городе! Торобек знает это отлично! Наверно, пенсию ему, Мурзакариму, выхлопотал внук большую, вот и вызывают, чтобы обрадовать.

Мурзакарим, важно вздернув облезлую бороденку, захромал в сельсовет. Он зорко своими глазками-буравчиками озирался по сторонам: видят ли соседи, какой почет оказывают ему, Мурзакариму?

В сельсовете он сразу же оказался среди уважаемых людей. Здесь были сам Торобек и смуглая председательша сельсовета… На старого Каипа Мурзакарим, конечно, и не взглянул, лишь на секунду задержал свой взгляд на незнакомом, городском, еле уместившемся на стуле, о котором знал только, что приехал в отпуск отдохнуть…

Мурзакарим опустился на свободный стул, скрестив ладони на пристроенной между ног палке, насторожился, так как по выражению лиц присутствующих не уловил ни особой расположенности к себе, ни радости от встречи. Хитрый старик сам решил начать разговор, чтобы быть хоть сколько-нибудь хозяином положения.

— Вижу-вижу, дочка, хорошие новости у тебя для старика, — обратился он к председателю сельсовета. — Давно пора пенсию мне увеличить! Может, персональную выписали, а?

Не отличавшийся никогда подходом и выдержкой Парман так и подскочил на месте:

— А за что вам вообще-то платят пенсию?

— Вах, что за тон, сынок? Старый я, к тому же инвалид, — Мурзакарим осторожно дотронулся до больной коленки. — К тому же человек я заслуженный перед Советской властью, так что персональную жду… Внук обещал похлопотать…

— Уж не ранены ли в борьбе с басмачами? — ехидно усмехнулся Парман.

Мурзакарим, заподозрив что-то, злыми щелками посмотрел на Пармана:

— Врать аллах не позволит! Травма у меня бытовая… От грабителей в войну пострадал…

— Правдивый вы, Мурзакарим, аллах, конечно, вознаградит за это, — рассмеялся Парман и встал со стула, всей своей грузной фигурой навис над сжавшимся стариком.

Мурзакарим замахал на него цепкими, как беркутиные лапы, руками.

— Ты это что? Ты что?..

— Ох ты бессовестный! — не обращая внимания на жест Мурзакарима, надвигался на него Парман. Он, чтобы ловкий старик вдруг не вывернулся, схватил его за воротник и даже немножко приподнял над стулом. — Когда ты в Жети-Жаре разбойничал, и грабил, и убивал, колено твое не болело?

— Сумасшедший, — истошно заорал Мурзакарим и стал вырываться из рук Пармана.

— Не ори, чего не надо, а лучше посмотри повнимательнее и сразу припомнишь, кто тебе колено раздробил! Вспомнил? По глазам вижу, что вспомнил!..

— А вот я тебя за это тоже инвалидом сделаю! — оставив в руках Пармана воротник, Мурзакарим замахнулся своим посохом и ударил по голове Пармана. — Получай, шайтан!..

Парман выхватил у Мурзакарима посох, сломал о коленку и выбросил в окно.

— Ох и подлец же ты, право, старая кобра! Да знаешь ли ты, что сам своими руками разрушил тогда счастье собственной дочери?

Мурзакарим прекрасно понял, о чем напомнил ему Парман, и глаза его сверкнули волчьим диким огоньком.

— Ах это ты, мерзавец, ты опозорил мой род, мою кровь!..

Торобек, увидев, что Мурзакарим сел на своего любимого конька, строго прервал его:

— Где сейчас ребенок Шааргюль?

— Ребенок? Ты имеешь в виду это грязное отродье? А почем мне знать!.. Священная кровь моих предков никогда не смешается с этим овечьим пометом, — уставил свой согнутый, с кривым ногтем палец в Пармана Мурзакарим и, тряся от бешенства головой, выскочил из сельсовета.

Настроение у всех было подавленное, и никто не осмелился преградить путь этому дряхлому старику, таившему в себе зло и ненависть поверженного класса.

IV

В кабинете секретаря парткома Кукарева собралось почти все комбинатское руководство. Беделбаев, как всегда, по-хозяйски разместился за столом парторга, разложив перед собой какие-то бумаги и документы, наскоро перелистывал, будто готовясь к выступлению перед значительной аудиторией. Здесь же, у торца стола, примостился Жапар-ака, по привычке поглаживая темя.

Сам Кукарев скромненько устроился в углу справа, облокотившись о шаткую тумбочку, на которой от неловкого движения хозяина кабинета нет-нет да и позванивали стаканы о пустой графин.

Маматай замешкался, оглядываясь по сторонам, где бы присесть. И Кукарев постучал своей широченной ладонью по соседнему сиденью. Маматай с благодарной улыбкой опустился на указанный стул.

Все с нетерпением стали посматривать на дверь.

Появился Алтынбек, небрежно бросив Беделбаеву:

— Извиняюсь, задержала Москва…

Беделбаев только еще больше насупился, не сказав ни слова.

Кукарев поднялся, обводя собравшихся внимательным взглядом, будто проверяя, готовы ли приступить к разговору; видно, убедившись, что все ждут его слова, начал:

— Пригласили мы вас сюда с Темиром Беделбаевичем, чтобы посоветоваться… Как известно, срок консервации автоматической линии истекает на днях, и нужно готовиться к пуску… Повторения всем известных срывов больше не допустим!

Иван Васильевич выразительно посмотрел в сторону Саякова, прислонившегося к подоконнику. Но тот демонстративно смотрел в окно.