Белый свет - [83]

Заседание шло своим размеренным, организованным ходом. Было сказано много добрых, благодарных слов в адрес виновника торжества — Алтынбека Саякова.

Дошла очередь выступить и до Саипова. Он начал важно и издалека, разъяснил технические принципы, экономический эффект рацпредложений Саякова.

О первых двух предложениях Маматай слышал давно, мельком и теперь внимал каждому слову Саипова, радуясь красивой изобретательской мысли и точности инженерного решения. Когда же Саипов перешел к третьему изобретению, Маматай чуть не вскочил с места от неожиданности и чуть не закричал на весь зал: «Что это? О чем это он?» Маматай не верил своим ушам: Саипов рассказывал о его рацпредложении, которое взялся когда-то рассчитать Хакимбай Пулатов…

Мысли Маматая работали лихорадочно, сбивчиво. Почему-то он вдруг совершенно отчетливо, как наяву, увидел худощавое, вдохновенное лицо Хакимбая, когда тот сообщил ему о результатах расчета… «Не может того быть… не надо торопиться с выводами, — уговаривал себя Маматай. — Разве не бывает так, что изобретения совершаются одновременно?.. Идеи носятся в воздухе, когда назревает необходимость!.. Но ведь на одном комбинате!.. Да и Саяков всегда числился в соавторах у Хакимбая… Значит, не ведая того… Значит, решил, что обокрал мертвого — и концы в воду!.. Откуда Саякову было знать, что оно мое!..»

После собрания Маматай вернулся в цех расстроенным и сбитым с толку. Все валилось у него из рук, и на него даже начали посматривать с недоумением. «Да что это я раскис! Еще подумают, что завидую Саякову! — пробовал Маматай урезонить себя. — Да и какая разница, кто автор, главное, его изобретение доведено до дела…»

Маматай, наверное, так и смирился бы с вероломностью Саякова, если бы не Мусабек. Появился он на следующий день у Маматая с самого утра. О его решительном настроении говорил и вздернутый нос, и лихо заломленный козырек кепки.

— Вот, — не вдаваясь в подробности, Мусабек брякнул о стол Маматая завернутой в бумагу деталью.

— Что это? В чем дело, Мусабек? — поднялся с места Маматай.

— А это мое изделие, — и Мусабек повертел перед носом Каипова своими измазанными мазутом руками, потом полез в карман комбинезона и вынул бумажную трубку. — А это чертежики Хакимбая, собственноручные, с его расчетами! Под-лин-ни-ки! Понимаешь, Маматай?.. А у Саякова — копии… Смекаешь? Этот проныра всегда рылся в его бумагах, я-то знаю…

Маматай нервно закурил сигарету, вытащил промасленными пальцами себе сигарету и Мусабеку.

— Так что делать будем, а?

— А что тут делать, Мусабек? Скандал заводить, да? Одно скажу, мысль доведена до дела, вот и хорошо…

В глазах у Мусабека появились злые огоньки.

— Так говоришь, а? Значит, тоже предаешь, да? А Хакимбай…

— Ты думаешь, Хакимбай стал бы драться с Саяковым? Да Хакимбай был выше этого!..

Глаза у Мусабека сузились, и было непонятно, то ли он смеется над словами Маматая, то ли окончательно вышел из себя от его покладистости за чужой счет.

— Отлично, Маматай! Не знал я за тобой такого! Начальническое кресло сделало тебя таким миролюбивым или что?..

— В чем попрекаешь меня?

— В лучшем случае, в потворничестве… Грабь, убивай, а мое дело сторона, так?..

— О чем ты говоришь, Мусабек? — Маматай все еще пытался уговорить друга.

— А тебе самому не ясно? Быстро мы забыли Хакимбая, его дела и убеждения… Вот давай вместе и полюбуемся: на место его сразу же взгромоздилась эта беспринципная глыба мяса Саипов, подпевала Саякова, а сам Саяков под шумок обворовал покойника… Да ты посмотри правде в глаза, протри их, пока не поздно! Или премия, полученная Саяковым за счет Хакимбая, меньше пригодилась бы сейчас его семье? А мы упиваемся красноречием Саякова, давшего клятву помогать семье Хакимбая, а он тем временем исподтишка обворовывает эту семью… Стыдись, Маматай!

Парень не стал даже выслушивать оправдания Маматая, хлопнув дверью, выскочил из кабинета.

III

Чинаре было тоскливо и одиноко. Проснулась она раным-рано и, чтобы не будить Насипу Каримовну, безмятежно спящую по случаю воскресенья, вышла на улицу. А ноги вопреки доводам рассудка занесли ее в комбинатский садик, куда выходили окна общежитий и корпуса молодых специалистов. Чинара выбрала себе скамью по вкусу, благо в садике ни души. «Гуляют допоздна, а потом спят до полудня», — решила девушка, оглядывая широко распахнутые окна корпусов. И тут до нее донеслись звуки музыки, тихой и печальной. Чинара повернулась навстречу нежным и хрупким звукам, но они тут же оборвались. А на балконе вдруг появился Маматай Каипов. Вот так всегда он появляется в ее жизни, неожиданным и совсем-совсем чужим.

— Ба, кажется, помешал, разрушил обаяние одинокой прогулки! — воскликнул Маматай, сразу же увидев Чинару.

— Да что уж теперь, — Чинара махнула ему рукой. — Спускайся, раз проснулся. А музыку люблю, только приготовилась слушать!

Маматай спустился во двор и уселся рядом с Чинарой.

— Тебе моя музыка нравится, а мне — твои стихи… Вот видишь, мы с тобой как в известной русской басне, помнишь, про петуха и кукушку? Да вот последнее время что-то ты редко стала печататься… Что-нибудь мешает? Или взыскательность возросла? — лукаво улыбнулся Маматай.