Белый сокол - [12]

Собеседники молча взглянули на нее.

— Я с ним знакома, — объяснила Сюзан. — Он заходил на днях и показался мне вполне нормальным.

— Ты ничего не говорила, — заметил Куп.

— А нечего было рассказывать. Он просто зашел поздороваться.

Реплика Купа взбесила ее. Почему он решил, что она должна докладывать ему обо всем, что с ней происходит?

Куп промолчал.

— Прошу прощения. — Сюзан поставила бокал на стойку и отправилась в туалет, жалея, что вообще раскрыла рот.

В туалете она вытащила из сумочки щетку и принялась энергично расчесывать волосы. Дверь за ее спиной отворилась, и вошла Линда Ковальски. При виде Сюзан она радостно улыбнулась.

— Отдыхаем?

— И не спрашивай. — Сюзан поморщилась. — Я не знала, что ты здесь.

— Мы собирались подойти к вам, но Джулия с Крэгом нас опередили. Вы с ними, что ли, ужинаете?

— Надеюсь, нет.

Линда вскинула брови.

— Значит, опять вдвоем с Купом.

— Что ты имеешь в виду?

— О боже! Уже и слова нельзя сказать.

— Извини. Нервы сдают. Почему-то у окружающих сложилось впечатление, что нас с Купом связывает нечто большее, чем дружба.

Линда перехватила в зеркале скептический взгляд Сюзан.

— А ты уверена, что это так уж плохо, Сюзан? Куп — мужчина положительный, в нашем городке таких не много. Не списывай его со счетов.

— Я не списываю, — ответила Сюзан. — Ладно, я пошла.

— Купу привет, — сказала Линда.

После ужина Куп отвез ее домой. Всю дорогу он был неестественно молчалив, но Сюзан, размышляя о разговоре с Линдой, не обращала внимания на его странное поведение. Когда-то нужно устраивать личную жизнь, подумала она и взглянула на Купа в новом свете, спрашивая себя, как она относится к нему.

— Кофе зайдешь выпить? — предложила Сюзан, когда он заглушил мотор.

— Зайду на минутку, — согласился Куп.

Она сварила кофе, и они встали бок о бок на кухне. Воцарилось неловкое молчание.

Куп допил кофе и поставил чашку на стол. Сюзан, глядя прямо перед собой, свою чашку держала у рта. Стоит опустить ее, думала она, и что-то произойдет. Если не нарушить молчание. Сюзан охватила паника, и в то же время она испытывала приятное волнение. Давно она не была в объятиях мужчины, давно не чувствовала, что не одинока.

Она поставила чашку на стол. Куп почти с робостью положил руку ей на плечо и повернул к себе лицом. У нее перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось. Она ощутила на своих мягких губах жесткое прикосновение его губ и под их натиском покорно приоткрыла рот. В сердце будто что-то затеплилось.

Они целовались, а она все ждала, когда же тепло обратится в жар, но этого не происходило, и ей вдруг захотелось остаться одной. Вероятно, Куп это почувствовал. Он отстранился и тихо сказал:

— Я пойду.

— Куп, — произнесла она, — не знаю, готова ли я… Мне нужно время.

— Я не тороплю.

— Куп, я не обещаю… Понимаешь… — Она запнулась.

— Понимаю. — Он двинулся к выходу.

Сюзан проводила его и вернулась в дом, лишь когда фары его машины скрылись за деревьями и рокот мотора стих вдали.

Вымыв посуду, она выключила на кухне свет, поднялась наверх и легла, но сон не шел. Она лежала с закрытыми глазами, вспоминая поцелуй Купа и ощущение близости мужского тела, почти забытое за год с лишним, а в воображении видела Дэвида. И как она ни жмурилась, кусая губы, слезы все равно сочились из-под стиснутых век.

Майкл использовал всего несколько комнат, но иногда, поддавшись настроению, бродил и по необжитым помещениям, и тогда погребенные глубоко в душе воспоминания вновь пробивались на поверхность.

Сейчас он сидел в пустой столовой, где обычно ужинала их семья. Едва с улицы доносился скрип тормозов отцовского «доджа», мать начинала суетиться.

— Иди встреть отца, Майкл, — говорила она.

Вид у нее при этом был нервный, она потирала руки. За час до приезда отца мать обычно переодевалась в нарядное платье, подкрашивала лицо и укладывала волосы.

— Мы должны быть учтивы с ним, — приговаривала она.

Майкл выходил на крыльцо, и отец, увидев сына, устало ему улыбался.

В отсутствие мужа мать жаловалась, что у его отца тяжелый характер и он бывает груб с ней.

— Но я мирюсь с этим, Майкл. Ради тебя.

За ужином отец иногда рассказывал о том, как идут дела в магазине, но мать только улыбалась и время от времени, наклонясь к Майклу, ерошила ему волосы. С мужем она общалась исключительно через сына.

— Майкл, спроси отца, положить ему еще бобов? Скажи ему, если мясо жесткое, так это потому, что я готовила ужин к шести часам.

Последняя фраза — сердитый упрек — произносилась, если отец задерживался хотя бы на несколько минут.

В тихих пустынных комнатах Майкл пытался вспомнить, слышал ли он когда-либо, чтобы отец повысил голос, видел ли, чтобы тот поднял в гневе руку. И не мог. Думая о родителях, мать он всегда представлял кротким ласковым существом в воздушных платьях, а отца — замкнутым, угрюмым и одиноким.

Несмотря на неудачу, постигшую его в конторе Уилсона, Майкл обвел еще несколько объявлений в газетной колонке «Требуются».

На этот раз он умерил свои аппетиты и выбирал предложения только тех работодателей, которые, по его мнению, не должны интересоваться его прошлым.

В понедельник утром он явился в мастерскую по ремонту покрышек на Седьмой улице и попросил встречи с ее владельцем. К нему вышел маленький толстый человечек в засаленном комбинезоне.