Белый слон - [17]

— Я понял, Хельга, что ты называешь «значками», — сказал я. — Может быть, их действительно нет, и может быть, они действительно едят живое. Но без них, согласись, было бы трудно прожить.

Улыбка мичмана… Без этого «значка» он бы давно загнулся — и водка не помогла бы. С йодом.

— Я не говорю, что они не нужны, — сказала Хельга. — Но в них бывает легко запутаться, и ты запутался. Этот ваш Клуб — очень большой и путаный значок. Целая туча значков, которые сплелись и копошатся! Он вам очень нужен, вы без него не можете прожить. Но в нём… Не вижу, как в музее, наверное, он далеко от этой комнаты — но здесь очень давно не было ничего живого. Только значки и люди в сетях значков.

Я вспомнил бар: Хельга хрипло хихикает и виснет у меня на плече, ветераны понимающе не замечают нас, а Гога, болтая со мной о погоде, двигает мне по стойке ключ от номера и шепчет два слова: «дежурный» и «двадцать»…

— А Гога живой? — спросил я. — Или он сам — значок?

— Живой. Но Георгий в них не путается. Их нужно любить или ненавидеть, чтобы запутаться в них… Сейчас постучит.

— Как? — не понял я.

— Георгий сейчас постучит в дверь. Обе руки заняты, идёт и думает постучать ботинком, или положить на пол то, что в руке… Спина болит нагибаться — продуло вчера, а ты не обидишься, если ботинком…

Гога постучал ботинком.

— Делай «значок»! — скомандовал я Хельге, кивнув на кровать, а сам расстегнул рубашку до пояса и, не спеша, пошёл открывать.

Выходит, Гога оказался любопытен…

Глава 9. Говорите молча

На левой руке Гога держал поднос, а в правой объёмистый свёрток. В номер он, как ни странно, заходить не стал: стоял сбоку от двери и скучно смотрел перед собой, вдоль коридора, отражая в стёклах пенсне и в лысине ровно светящийся розовым потолок.

Я взял у него поднос и осторожно поставил на колченогий столик в номере, возле кровати, а потом вернулся за свёртком.

— Литр, — сообщил Гога, взвесив его на руке и глядя всё так же вдоль коридора. — Не много?

— В самый раз! — я потянулся за свёртком.

— Смотри… — Он не спешил мне его отдавать.

Я, мысленно чертыхнувшись, опустил руку. У меня с Гогой такого ещё не бывало, но всё когда-нибудь случается впервые. Вот и моя кредитоспособность поставлена под сомнение…

— Я передумал, — сообщил Гога.

— Вижу, — сухо ответил я. — Я полагал, что это не в твоих привычках.

Гога наконец посмотрел на меня в упор. Его глаза ну ничегошеньки не говорили, не то что Хельгины.

— Не надо двадцать, — сказал он. — Десять, как обычно. За это тоже. И протянул мне свёрток. Я взял. — У тебя не просто чрезвычайные обстоятельства, капитан. — Гога опять смотрел не на меня, а вдоль коридора. — У тебя — нечто большее… Не налегай! — он постучал пальцем по свёртку и удалился, вышагивая немного слишком прямо. В номер он даже не заглянул.

Ай да Гога. Профессионал…

Я вернулся в номер и запер дверь.

Хельга успела опять надеть платье и, откинув салфетку с подноса, вдыхала горячий пар, поднимающийся от кулебяки. Да, Хельга была действительно голодна и действительно зверски. А подрумяненная корочка выглядела очень аппетитно. И не только выглядела. У нас преотменные повара, и уж где-где, а на кухне Хельга не обнаружила бы никаких значков — только живое… Жаль, что Ника не любит наш Клуб. Впрочем, живое и ст`оит соответственно, не как значки в «мол`очке». Живое только во сне даром… Вот ведь безгрешен я перед женой, три с половиной года как безгрешен, ан виноват опять! В чём, спрашивается?

Логика. Значки-с.

Подав Хельге нож и кивнув на кулебяку, я занялся шампанским. Нам надлежало выпить полбутылки, никак не меньше, дабы изобразить значок, достойный заведения (надо же — въелись в меня эти значки!), и похоже на то, что вершить этот подвиг мне придётся в одиночку. Вряд ли Хельга настолько сумеет войти в роль, чтобы существенно мне помочь. Я посмотрел на часы. Было шестнадцать десять. Три часа до встречи с мичманом, минус час на дорогу, если пешком. Успею. Хмель от шампанского проходит быстро, и я его засплю, а свёрток в любом случае приберегу для встречи. Мичману нужнее.

Расковыряв сургуч, я выстрелил пробку так, чтобы обязательно пролилось на пол, и разлил по фужерам.

— Ты же знаешь, что я не буду, — сказала Хельга.

— Догадываюсь. Пусть останется так.

Кулебяку Хельга уже разрезала (и уже уплетала — приятно было смотреть!), положив мне только маленький кусочек. Ровно столько, сколько я смогу съесть, заставляя себя это сделать. Правда, она не учла шампанское…

Едва я успел это подумать, как на моей тарелке появился ещё один кусок.

— Теперь так? — спросила Хельга.

Хорошо иметь дело с колдуньей. Хотя и не очень уютно: чувствуешь себя прозрачным. Я усмехнулся и поднял фужер.

— За всё живое!

Шампанское было сухим. А дамы предпочитают сладкое. Или Гога слишком профессионал, или тоже колдун… Впрочем, какая разница? Проценты он берет за доверие — так что, пускай себе знает. Но убирать в номере будет не Гога, надо пить.

Я заставил себя съесть оба куска, допил шампанское, оставив меньше половины, буркнул Хельге: «Извини», — и растянулся на кровати. То, что со мной будет сейчас происходить, не имело к ней ни малейшего касательства. Да и ничего особенного со мной происходить не будет — внешне. Я не кричу во сне. Мой альфа-ритм нормален. А хмель надо заспать.