Белый пиджак - [5]

Спозаранку Тельман варил себе чифирь в банке из-под сгущенного молока, не допуская к этому священнодействию никого из посторонних. Он угощал чифирем и нас, но дегтеобразная горькая отрава, от которой бешено колотилось сердце и появлялась дрожь в коленках, не пришлась ребятам по вкусу. Вокруг мазанки густо зеленела дикорастущая конопля, и Тельман, поглощавший абсолютно все, что вызывает кайф, рачительно пользовался и этой природной благодатью. В порыве дружелюбия он предлагал попробовать «зыбнуть» забитую «беломорину» и нам, но «дурь» нашему брату «не покатила»; нам больше нравилось веселящее сердце вино.

Чтобы добыть вина, мы уже после обеда отряжали по графику двух добрых молодцев, на спине у каждого находился мешок со специально отобранными огромными кавунами. Нужно было преодолеть под палящими лучами южного солнца с этим тяжелым грузом несколько километров бахч и целины, чтобы успеть на 6-й разъезд ко времени прибытия махачкалинского поезда, делавшего буквально минутную остановку. Здесь и происходил бартер; веселые дагестанцы с удовольствием меняли арбузы на бутылки вина: «Один штука — на один штука!»

Это был нелегкий труд, сходить гружеными туда и обратно за несколько километров, особенно — туда, но что не сделаешь, чтобы вечером всем было хорошо! Когда темнело, и дневной зной сменялся относительной прохладой, мы усаживались под салтенью (так на местном наречии назывался навес), натершись от докучливых комаров одеколоном «Гвоздика». Вино развязывало языки, размягчало душу, делало собеседников приятными, привлекательными и остроумными. Те, кто успел сколотить парочки, прижавшись плечами, ворковали о чем-то своем.

Потом под открытым небом запаливался громадный кострище. Аполлон, прозванный так за кучерявость и древнегреческий профиль, настраивал свою «Спидолу» на волну «Радио Люксембург», и в ночную тьму-таракань, в сопровождении эфирных помех, врывались хиты того сезона: «Bridge Over Troubled Water» Simon and Garfunkel, заводная «In The Sommertime» группы «Mungo Jerry», битловские «The Long And Winding Road» и «Get Back». Словно древние язычники-огнепоклонники, мы отплясывали вокруг костра какие-то дикие танцы, отбрасывая причудливой формы и огромных размеров тени; вино сближало нас с гнездящимися глубоко в генах духами предков.

Из-за холеры все студенты, работавшие в колхозах, стали «невыездными». Карантинная служба запретила любые перемещения, и нам пришлось пролонгировать (то есть, продлить) трудовой семестр до двух месяцев. Правда, команда из нескольких человек совершила вылазку на два дня в город, но по возвращении нас ожидали медики, одетые в те же противочумные костюмы, тут же определившие путешественников-нарушителей в обсерватор-карантин. Походив несколько дней с персональными ночными вазами — горшками в руках для трехкратной сдачи анализов, мы благоразумно решили больше не испытывать судьбу.

В народе прочно утвердилось мнение, что на холерный вибрион губительно действует водка, и в ресторанах города стали сквозь пальцы смотреть на посетителей, приносящих с собой спиртное. Вот счастливый случай, когда душевная тяга совпадает с выбором лекарства! И, хотя, как медики, мы понимали, что такая профилактика — форменная лажа, все же возможность употреблять, вроде бы как для лечения, а не для банального кайфа, делала эту процедуру оправданней и осмысленней.

Поскольку спиртное выпивалось накануне без остатка, то утолять утреннюю жажду приходилось, исходя из местных условий. Аполлон выбирал на грядке самый крупный арбуз, темный и влажный от росы, и резким, натренированным ударом ребра ладони раскалывал его надвое, после чего из него руками без церемоний извлекалась сочная, красная, холодная и хрусткая мякоть сердцевины с черными и крупными, как гитарные медиаторы, семечками, здорово освежавшая наши шершавые языки и потрескавшиеся губы. Остатки арбуза, почти целого, выбрасывались на грядку в ботву.

К концу второго месяца наш трудовой коллектив оброс волосьями, изрядно пообносился; мы выглядели совершеннейшими бродягами. Я даже привез домой фотографию, на которой на песчаном бархане были запечатлены несколько моих одногруппников, включая меня самого, стоящих на песке на коленях, в рубашках и штанах, на которых явственно просматривались прорехи, с неприлично длинными по тем временам волосами и небритыми щеками. Бедная мама, увидев это фото, решила, что сын ее вступил в какую-то шайку, и уничтожила вещественное доказательство — фотографию, бесценный экспонат на сегодняшний день…

После четвертого курса мои соседи по комнате в общаге все как один поступили в филиал Военно-медицинской Академии, в другой, более северный город. Но я не остался сиротой, поскольку уже обзавелся компанией по интересам, часть которой состояла из коренных жителей города. Поэтому, у нас всегда имелась возможность беспрепятственно собираться то на одной, то на другой квартире-флэте, слушать без помех «The Beatles», «The Rollng Stones», «The Doors», «Pink Floyd», «Creedence Clearwater Revival» и другие модные рок-группы, беседовать о преимуществах того или иного направления в западной молодежной музыке под мелодичное звяканье стаканов, наполненных мудрым портвейном, уединяться с девушками в соседней комнате или, на худой конец, в кухне или в ванной.