Белый олеандр - [132]
Вспомнилось ее воображаемое путешествие со мной, ее лицо, магия ее слов. Я колебалась — может быть, это правда. Мне хотелось расспросить эту женщину, что мать обо мне говорила, услышать, что мать думает обо мне, но я боялась показывать ей такую брешь в защите. Бобби Фишер учил поступать иначе.
— Она все что угодно скажет, чтобы ее выпустили.
— Поговори с ней. Я могу это устроить. Просто послушай, что она скажет, Астрид, — настаивала Сьюзен. — Шесть лет — немалый срок. Люди меняются.
Мои минутные сомнения улетучились. Я точно знала, насколько изменилась Ингрид Магнуссен, — у меня были ее письма. Я читала их день за днем, страница за страницей, носясь по волнам. Мы всё знали о ее материнской нежности и заботе, я и белый кот. Но сейчас действительно кое-что изменилось. В первый раз за всю мою жизнь матери было что-то нужно от меня, я получила власть помочь ей или отказать, и других возможностей у нее не было. Я сняла фильтр с окошка кондиционера, подставив лицо струе холодного воздуха.
Мать нуждалась во мне. Смысл этого выражения впитывался в мозг очень медленно, так это было невероятно. Если я настою на своем и скажу, что она убила его, опишу нашу поездку в Тихуану, охапки олеандра, белладонны и прочей отравы, кипящие в кастрюле, ей никогда не выбраться. А если я солгу, скажу, что Барри был параноиком, что он был помешан на ней, он был сумасшедшим, расскажу, что при первом свидании со мной она была накачана лекарствами и даже не узнала меня, мать может выиграть апелляцию, состоится новый процесс и она будет разгуливать на свободе еще до того, как мне исполнится двадцать один.
Преподобный Томас не одобрил бы эмоции, переполнившие меня в ту минуту, но их сладость была непреодолима. Я могла приставить ей к горлу ее собственный нож! Я могла просить что угодно, могла ставить условия. «Что мне с этого будет?» — вопрос, который я научилась задавать без всякого смущения после нескольких месяцев у Рины. Какова моя доля? Можно приклеить ценник и к собственной душе. Осталось только сообразить, за сколько ее продавать.
— О'кей, — сказала я, — устройте это.
Сьюзен сделала последнюю затяжку, выбросила сигарету на улицу, подняла стекло. Теперь она была сама деловитость.
— Может быть, тебе нужно что-нибудь, карманные деньги?
Как я ее ненавидела. Все, что случилось со мной за эти шесть лет, для Сьюзен ничего не значило. Я была просто очередная деталь в ее схеме, вставшая точно на место. Она даже не верила, что моя мать безвинно страдает. Ей важно было только присутствие телекамер на ступеньках суда. И еще имя. Сьюзен Д. Вэлерис, под красными губами на экране. Известность и реклама стоят дорого.
— Я возьму пару сотен.
Солнце бросало на реку уже угасающие лучи, я шла вдоль берега, сунув руки в карманы. Пик Болди окрасился розовым. Деньги Сьюзен хрустели у меня в кулаке. Я брела на север, мимо мастерской водопроводчика, склада пекарни, мимо двора скульптора у поворота на Клиауотер-стрит, плакат с оптическим эффектом выглядел как настоящая французская деревня. Вдоль забора заметалась собака, широкие доски дергались, когда она с лаем и рыком бросалась на них. Над колючей проволокой было видно, что за забором стоял шест с заготовкой, фигурой из металлических планок, медленно качающейся на ветру. Подобрав отколовшийся от набережной кусок бетона, я бросила его в воду. Он упал между ивами, поднялся шквал свистящих крыльев. Болотные птицы. Это все-таки случилось — меня опять затягивает в мир матери, в ее тень. А я только-только начала чувствовать свободу.
Я закашлялась сухим кашлем, всю весну мучившим меня из-за курения травы и постоянной сырости в Ринином доме. Спустившись к воде, я опустила пальцы в поток. Настоящий, холодный. Вода с горных вершин. Хорошо было прижимать ледяные пальцы ко лбу, там, где должен был быть третий глаз. Помоги мне, река.
А что, если ее выпустят? Если она придет прямо к дому на Риппл-стрит? Скажет: «Я вернулась. Собирай вещи, Астрид, мы уезжаем». Смогу ли я ей сопротивляться? Я представила мать в белой рубашке и джинсах, в которые ей разрешили переодеться при аресте. «Идем», — сказала она тогда. Вот мы стоим на крыльце у Рины, смотрим друг на друга. Ничего кроме этого просто невозможно было вообразить.
Неужели она и сейчас в каждой моей косточке, в каждой мысли?
Сидя у воды, я смотрела, как река бежит, катит камешки, думала, сколько километров они катились, чтобы оказаться в этих бетонных берегах. Поток журчал чисто и мелодично, пах свежей водой. О матери я больше не хотела думать. Я слишком устала. Лучше думать о том, как ивы, пальмы и трехгранные тополя пробивают себе путь сквозь бетон, вырастая прямо на искусственных укреплениях, как река освобождается от бетонной рубашки. На берег вынесло волной немного ила, семечко упало в него, проросло. Маленькие корешки потянулись к земле. И вот здесь уже кусты, деревья, птицы.
Мать однажды написала стихотворение о реках. Они как женщины, говорилось там. Начинаются маленькими девочками, ручейками в ярких цветочках. Потом взрослеют, превращаются в стремительные потоки, прокладывают себе тропы в граните, бросаются со скал, бесстрашные, неудержимые. Потом раздаются, становятся спокойными и деловитыми, по широким плавным поворотам плывут товары и разный мусор. Но в темных глубинах бессознательного растут огромные сомы, достигающие размеров баржи. Раз в сто лет случаются бури, реки берут обратно свои слова, изменяют брачным обетам и затопляют берега. Наконец они выдыхаются, опустошенные родами, и превращаются в обширные болота, примыкающие к морю.
Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.
В последние дни гражданской войны дезертировавший с фронта Инман решает пробираться домой, в городок Холодная Гора, к своей невесте. История любви на фоне войны за независимость. Снятый по роману фильм Энтони Мингеллы номинировался на «Оскара».
Их четверо — бабушка и три внучки. Они семья, пусть и не слишком удачливая. И узы родства помогают им преодолеть многое.
Собака, брошенная хозяином, во что бы то ни стало стремится вернуться домой. Истории о людях, встретившихся ей на пути, переплетаются в удивительный новеллистический узор, напоминая нам о том, как все мы в этом мире связаны друг с другом.Тимолеон Вьета — дворняга, брошенная в чужом городе своим хозяином-гомосексуалистом в угоду новому партнеру, — стремится во что бы то ни стало вернуться домой и, самоотверженно преодолевая огромные расстояния, движется к своей цели.На пути он сталкивается с разными людьми и так или иначе вплетается в их судьбы, в их простые, а порой жестокие, трагические истории.
Роман современного классика Гора Видала — увлекательное, динамичное и крайне поучительное эпическое повествование о жизни Кира Спитамы, посла Дария Великого, очевидца многих событий классической истории.