Белый олеандр - [127]

Шрифт
Интервал

Трагедия. Вот что там было. Горе и скорбь, немые и непостижимые. Не то, что я чувствовала утром, ошеломленная разложением, охваченная ужасом. Это горе было очищенным, дистиллированным. Ники обвила меня рукой за талию, я обвила ее. Мы стояли и мрачнели. Я понимала теперь, каково было Иисусу, как он скорбел обо всем человечестве, как это было невыносимо, как величественно и прекрасно. В этой картине звучала виолончель Казальса, реквием. По мне и матери, Ивонне и Ники, Полу, Дейви и Клер, по всем на свете. Человеческие страдания неисчерпаемы. Мы ничего не можем сделать, только стоять и смотреть на них. Выживание тут ни при чем, это вопрос глубины — сколько ты способен вынести, на сколько тебя хватит.

На солнце, к фонтанам, мы вышли мрачные, как после похорон. Потом я повела Ники в постоянную экспозицию. Лучше всего сейчас было посмотреть на богинь. В индийском зале пухлые налитые фигуры на картинах танцевали, занимались любовью, спали, сидели на лотосах, сложив руки в своих характерных мудрах. В бронзовой раме из огненных языков танцевал Шива. Тихонько играла индийская музыка. Мы отыскали каменного бодхисатву, украшенного драгоценностями. Он тоже был за дверью, нарисованной Ротко, и все, что вынес оттуда, сочетал с танцем. Он был по ту сторону. Мы сели на скамейку напротив него и впитывали его отвагу. Люди шли мимо, не останавливаясь, только мельком глядя на нас. Как мухи, летящие мимо камней. Мы их даже не различали.

Это долго не проходило. Мы вернулись домой, смотрели телевизор с Ивонной, но не понимали происходящего на экране. По комнате метались разноцветные лучи и тени, она зачем-то смотрела на крошечные головы в черной коробке. Лампы были гораздо интереснее. Я рисовала чудесные шестигранные снежинки, летающие по комнате, их можно было отправить вниз или вверх. Вошел Сергей — точь-в-точь как белый кот, тершийся у его ног. Он что-то говорил нам, но голова у него была как аквариум — все мысли-рыбки видны. И однозначны, как фигурки в брюках и юбке.

Мне вдруг стало невмоготу находиться в нашем тесном уродливом доме, с Сергеем и его золотыми рыбками, тупо открывающими и закрывающими рты. Я вынесла бумагу и краски на крыльцо, стала рисовать на сыром листе полосы, превращающиеся в розовый восход, в причудливые фигуры, как на картинах Блейка, в танцоров под водой. Вышла Ники, закурила, пуская колечки к пятнам уличных фонарей. Потом Наталья и Рина налили нам «Столичной», но лучше не стало. Рина была женщина-лиса, а Наталья — арабская лошадь с вогнутым профилем. Они говорили по-русски, и мы понимали каждое слово.

К трем часам ночи я ужасно устала от снежинок и дышащих стен. «Пожурчи для Энни», вот что я не могла выкинуть из головы. Сперва я думала, что, наверно, это «пожурчи для мамы», но голос у меня в ушах твердил одно и то же: «пожурчи для Энни». Кто такая Энни, почему я должна для нее журчать? Меня била дрожь, нервы натягивались все туже. Напротив спала Ивонна в белой пузырчатой пене одеяла, по комнате летали снежинки. Энни, кто ты такая? Где мама? Яркий золотистый свет, только это приходило на ум, солнечные лучи, лебедь, уютный запах стирки.

Утром я вырезала со страницы анекдотов из старой газеты слова:

КТО ТАКАЯ ЭННИ.

29

Как и обещала, я пошла с Ивонной в школу матерей. Занятия проходили в Уэйт Мемориал Хоспитал. Держа ее теннисные мячики и полотенце, я не могла воспринимать это серьезно. Возможно, это были последствия приема кислоты, но все вокруг казалось очень смешным. У пластмассовой куклы, которую мы укачивали и пеленали, было лицо инопланетянки. Молодые пары выглядели большими детьми, играющими в беременность. Не могут же эти женщины в самом деле вынашивать детей, под их широкими кукольными платьями подложены подушки. Мне нравились детские вещи, вся эта мелкая суета, даже купание куклы, вытирание ее полотенцем с Микки-Маусом.

Ивонна делала вид, что я сестра ее мужа, а сам муж сейчас в армии. Мой брат Патрик, ей нравилось это имя. Актер по профессии.

— Вчера от Патрика пришло письмо, я тебе говорила? — щебетала она в перерыве, когда все пили сладкий сок с имбирным печеньем. — Это мой муж, — пояснила она сидящей рядом паре. — Представляете, его послали в…

— Дар-эс-Салам, — сказала я.

— Я так по нему скучаю. А ты?

— Я не очень. Все-таки он гораздо старше. — Я представила крупного блондина, который привозит мне кукол из разных поездок и путешествий. Кукол Хеди с мешочками травы, спрятанными в их пышных юбках.

— Патрик прислал мне пятьсот долларов на приданое для ребенка. Заставил пообещать, что я не пойду на толкучку. Хочет все новенькое. Такие деньги на ветер, но уж если он хочет…

Как это было смешно. Даже маленькой я никогда не играла с другими девочками в куклы, в маму и папу. Ивонне показали, как прикладывать ребенка к груди, придерживая ее другой рукой. Она стала кормить пластмассовую куклу. Я рассмеялась.

— Ч-шш… — Ивонна прижимала к себе инопланетянку, гладила пластмассовые дорожки ее волос. — Какой милый малыш. Не слушай эту безобразницу, mija. Ты моя девочка, ты моя маленькая…

Потом Ивонна лежала на оранжевом матрасе, громко вдыхала, выдыхала, считала секунды, а я подкладывала ей под спину теннисные мячики, завернутые в рулон полотенца. Глядя на часы, я следила за схватками, дышала вместе с ней, мы обе запыхались. Она была такая спокойная.


Рекомендуем почитать
Страшно жить, мама

Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.


Вдохновение. Сборник стихотворений и малой прозы. Выпуск 2

Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.


Там, где сходятся меридианы

Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.


Субстанция времени

Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.


Город в кратере

Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».


Кукла. Красавица погубившая государство

Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.


Холодная гора

В последние дни гражданской войны дезертировавший с фронта Инман решает пробираться домой, в городок Холодная Гора, к своей невесте. История любви на фоне войны за независимость. Снятый по роману фильм Энтони Мингеллы номинировался на «Оскара».


Американский пирог

Их четверо — бабушка и три внучки. Они семья, пусть и не слишком удачливая. И узы родства помогают им преодолеть многое.


Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

Собака, брошенная хозяином, во что бы то ни стало стремится вернуться домой. Истории о людях, встретившихся ей на пути, переплетаются в удивительный новеллистический узор, напоминая нам о том, как все мы в этом мире связаны друг с другом.Тимолеон Вьета — дворняга, брошенная в чужом городе своим хозяином-гомосексуалистом в угоду новому партнеру, — стремится во что бы то ни стало вернуться домой и, самоотверженно преодолевая огромные расстояния, движется к своей цели.На пути он сталкивается с разными людьми и так или иначе вплетается в их судьбы, в их простые, а порой жестокие, трагические истории.


Сотворение мира

Роман современного классика Гора Видала — увлекательное, динамичное и крайне поучительное эпическое повествование о жизни Кира Спитамы, посла Дария Великого, очевидца многих событий классической истории.