Белый мыс - [32]

Ближе к лету в Биркегарда состоялся аукцион, на котором продавали с молотка имущество, оставшееся после местного краснодеревщика. Оке помнил его: жилистый старик с постоянно сощуренными глазами, у которого была привычка тереть жидкой бороденкой о левое плечо и то и дело энергично сплевывать перед собой.

Дяде Стену посчастливилось приобрести на распродаже хороший фуганок, а кроме того, он принес домой кучу непонятного хлама, за который на смех предложил тридцать эре. В грязном деревянном ящике среди пучков соломы, ржавых болтов и подков, дюжины негодных формочек для печенья и старинной пулелейки лежало несколько дешевеньких изданий.

Тетя Мария отобрала себе «Девичью башню» и «Дворянин и простолюдинка», а один томик, который совсем рассыпался и был украшен кофейными пятнами, очутился в уборной.

Оке удалось спасти эту драгоценность, покуда большинство листов еще оставалось в целости. Это был «Остров сокровищ» Стивенсона, и он весь день проносил растрепанную книжку за пазухой, используя каждую удобную минутку для чтения. Ночью он спал тревожно. Ему снился сурового вида мужчина; он сидел верхом на коричневом сундуке, когда-то принадлежавшем дедушке, и горланил:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца,

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Когда пират отпивал из бутылки, на его бычьей шее вздувались тугие жилы. Брови его напоминали поросшие травой скалистые карнизы. Лоб и мощный подбородок тоже казались высеченными из камня. Не будь бутылки с ромом и безбожного напева, Оке мог бы поклясться, что Джон Сильвер – не кто иной, как Вилле Мерк.

…Мерк жил один в просторном, но уже пришедшем в ветхость доме близ оконечности мыса Рёрудден. Стены были снаружи вместо краски покрыты серо-зеленой плесенью и оранжевыми грибками. Крыша над террасой вовсе сгнила, резные украшения истлели, а дверной замок окончательно проржавел.

Приходившие к Мёрку попадали в дом через кухню, да он и сам без нужды не топтал половики в зале.

Дома Оке никогда не слышал о нем доброго слова. Однако, если неуклюжая фигура Мёрка не появлялась под окнами несколько дней подряд, за него начинали беспокоиться.

– Видно, боится подметки сносить, если дойдет до нас, – замечала бабушка едко.

– Просто он не придумает повода, чтобы зайти, – смеялась тетя Мария.

– Уж этот болтун и фарисей всегда повод придумает. Не может просто зайти поболтать, как все люди.

Всё-то в Мёрке раздражало бабушку: дурно пахнущая одежда, нередко грязная и засаленная, безапелляционные суждения о прегрешениях других людей и поразительная скупость.

– Не успели опустить в могилу гроб с его женой, как он уже заторопился на помойку – подсчитать по яичной скорлупе, сколько яиц я истратила на поминальное угощение. Потом начал ворчать, что в кофейнике мало гущи осталось после гостей. Мол, не иначе стряпухи украли!

Оке и сам видел не раз, как Мерк, засветив керосиновую лампу, подвешенную на проволоке над кухонным столом, спешил к плите, чтобы растопить ее той же спичкой.

– Нужно только держать ее огоньком кверху, тогда успеешь, – уверял он самодовольно, в то время как пламя обжигало ему пальцы.

Надо сказать, что это был совсем не легкий фокус для Мёрка. Он мог передвигаться только очень мелкими шажками, после того как много лет назад попал под перевернувшийся воз с дровами.

– Будь я каким-нибудь хиляком, так вообще живым бы не остался, – рассказывал он.

Но бабушка не очень-то верила его рассказу.

– Сдается мне, что это ему награда за службу охранником в лесу, – говорила она многозначительно.

Рано утром во время летних каникул Оке отправился к Мёрку с бутылкой молока. Еще от калитки он услышал громовый голос старика – тот читал священное писание своим двум одичалым кошкам, которые всегда при виде чужих бросались с шипеньем под диван и сверкали оттуда желтыми глазами.

Оке предусмотрительно воздержался от стука в дверь, пока Мерк не кончит утреннюю молитву. Стоило появиться постороннему слушателю, как старик был готов читать вдвое больше обычного.

В полуразвалившемся сарайчике около пустого коровника дремало несколько престарелых кур с бледными гребешками и мохнатыми ногами. Горы помета воняли особенно резко в жару. Оке решил посмотреть повозки Мёрка. Между запыленными неуклюжими телегами стояла элегантная рессорная коляска, которой пользовались всего пару раз. Мерк приобрел ее в неудачный момент – как раз перед тем, как на острове вошли в моду автомобили. Расчетливый Мерк быстро подсчитал, что выиграет, если продаст лошадь, с тем чтобы во время своих редких поездок пользоваться попутными машинами. Зато коляска стала для него источником постоянных огорчений. Никто не хотел дать за нее ту цену, которую запрашивал Мерк, а со временем число желающих купить ее становилось все меньше, да и цену они предлагали все более низкую.

На пригорке над всеми остальными пристройками возвышался дровяной сарай, на крыше которого печально поскрипывал ржавый флюгер. Он был сделан в виде военно-морского флага с тремя язычками – единственное, что осталось от боцманского домика в Мурет, где родился и вырос Вилле Мерк.