Белый мусор - [26]

Агенты не скупились на обещания. Ручались, что Конурский Ханаат поднимет экономику, выдаст всем новоафриканцам пенсии в десять раз большие, чем сейчас. Построят заводы, (не уточняя заводы по производству чего?) Проведут к городам новые дороги. Уверяли, что богатые ханаатцы давно хотят посещать туристические места Новоафрики.

Всё это было так красноречиво подано, что сами будущие новоафриканцы поверили в существование на своей бесплодной земле каких-то туристических мест.

Ханаатцы снабжали повстанцев оружием, провиантом и разведданными о передвижении имперских войск в период контртеррористической операции.

Для подавления восстания к операции были привлечены все ПВК.

То был хороший заказ и случай проявить себя на рынке, поэтому Шарль Яхин отправился на выделенный Эскадрону участок фронта, чтобы лично руководить спецоперациями. В 1009 погиб, прикрывая отход Эскадрона из-под артиллерийского огня ополченцев.

Клоду было всего девятнадцать, когда он стал наследником и команданом. С тех пор он всякий раз пытался воспроизвести поведение отца. Его глупую смелость почитал за доблесть, неумение планировать операции за чистоту помыслов, а общую бездарность в военном деле — нераскрытым потенциалом полководца.

Чем старше и опытнее становился Клод, тем больше понимал, что отец не герой, а дурачина, подставивший себя под снаряд неумехи-ополченца. И тем тщательнее скрывал это понимание от себя и окружающих.

И тем меньше я хотела быть похожей на кого-либо из них.

Глава 26. Кое-что о Клоде

Утром выходного дня в дверь моей комнаты постучали.

Я ещё не решила, перенимать ли привычку Клода, подниматься в шесть утра даже в выходные. Поэтому валялась в кровати, что мне понравилось.

Скинула одеяло и поднялась:

— Заходи, кто там?

На пороге стоял Антуан. На шее — полоска пластыря. Выздоровевший отдохнувший, но напряжённый.

На мне были те великоватые трусики, что одолжила Наташа, и серая солдатская майка без рукавов. Трусики постоянно сползали, а титьки едва прикрывались майкой.

Мне пришлось смутиться и обернуть себя одеялом:

— Ты выздоровел.

— Д’Егор вовремя остановил кровь. Сама по себе рана ерундовая.

— Пардон, что не посещала тебя в больнице. Мне было неловко.

Антуан подошёл ко мне:

— Я, типа, так же чувствовал себя.

Короткий разговор почему-то воодушевил обоих. Я быстро умылась и начала одевать гимнастёрку и военные брюки. Антуан вдруг засмеялся и покачал головой:

— Ты оделась как Клод. Брюки в сапоги заправила. Да и сами брюки, пардон, совсем тебе не идут.

— Другого шмотья у меня нет. Как и других привычек. Наташа сказала, что после зарплаты вместе купим красивые платья да трусики кружевные. А пока всё уходит на кредит.

Упоминание о трусиках Антуан пропустил. Скрыл смущение за осмотром моей комнаты:

— Маленькая.

— Но хорошо проветриваемая. Не сырая, как большинство помещений Форт-Блю, — отозвалась я. — Не забывай, я не офицер. Должна в казарме спать.

Я выпростала штанины из сапог:

— Готова. Куда пойдём? У меня ни сантима. Всё за твой счёт.

— Поехали драться на саблях.

— А ты способен?

— Ищешь оправдание, чтоб не драться?

— Берегись, у тебя появится парочка новых ран.

Мы покинули Форт-Блю. Антуан повёл меня вдоль Староназванского бульвара до станции метро.

Солнечный выходной день. Вместе с нами в метро стекались толпы пейзан и горожан. Многие пейзане открыто хлебали из бутылок алкоситро, но быстро их прятали, завидев патрульных жандармов.

Я не знала, что сказать. Антуан, скорее всего, тоже. Мы усиленно глядели в разные стороны, словно наслаждались прогулкой, хотя видели этот многолюдный бульвар миллион раз. В толпе удобно молчать.

Спустились в подземку, привычно растолкали потных и загорелых пейзан, что на выходные съехались в Моску, заполоняя собой все вагоны. Сели на лавку.

— Так куда едем-то? — нарушила я молчание. — На спортивный сабледром или кабарешный?

— Лучше на кабарешный, на спортивные надо места резервировать. Но если хочешь, я могу договориться…

— Кабарешный устраивает. Но если мы едем в «Округ радости», как бы не наткнуться на Клода. Он по борделям сейчас шастает. Если увидит нас, сразу поймёт, что собрались фехтовать. Взыскание гарантированно. А у меня и без того штраф.

Антуан сказал:

— Кстати, мы с ребятами думаем, что Клод настроен против сабельных состязаний потому, что боится, что его победят.

— Он боится не этого. Клод сильный сабельщик. Он боится случайно убить кого-то на ринге, а не на войне. Считает это бесчестным. А фехтовать в защите ему неинтересно.

— Типа, Клод не может убивать на ринге, — усмехнулся Антуан, — но замочит тебя, если подумает, что ты подвергаешь насмешкам его драгоценный авторитет.

— Это я знаю. Но…

Антуан быстро взглянул на меня и посмотрел на рыжебородого пейзанина с баклажкой крепкого алкоситро «Пятая волна». Прихлёбывая пойло, тот переводил мутный взгляд с меня на Антуана, явно следя за беседой.

— Но… — повторила я настойчиво.

— Ладно, ладно, что значит твоё «но»?

— То, что многие мои чувства являются продолжениями клодовских. Даже блонамин против них бессилен. Д’Егор сказал, что особенности личности Клода стали этакими каркасами, на которые наращена моя личность.