Белый морок. Голубой берег - [362]

Некоторое время Артем обдумывал услышанное, а затем встал, зачем-то взъерошил густо поседевший за последние недели чуб и, взвешивая каждое слово, начал, будто перед суровыми судьями:

— Что ж, друзья, вопрос предельно ясен. Обстановка требует, чтобы мы как можно скорее оставили дорогой всем нам край, где мы, бывшие подпольщики, сделали первые шаги на партизанской ниве и, умываясь собственной кровью, выросли в боеспособный отряд. Были у нас здесь и успехи на боевых дорогах, были и горькие неудачи, омраченные тяжкими потерями. Однако уверен: никому из нас после победы не будет стыдно смотреть людям в глаза. Пусть мы не все сумели сделать, чего от нас требовала жизнь, но мы, обучаясь на собственном опыте, делали то, что только в наших силах. Но все же мы действительно малость засиделись под Змиевым валом, и самое разумное в теперешних условиях — податься за Припять в белорусские пущи, пока тут хотя бы немного не уймется эсэсовская вьюга. Не бежать, а именно отойти, с тем чтобы установить связь с соседями, а через них и с Большой землей, позаимствовать у них боевой опыт, собраться с силами, дабы потом возвратиться сюда и огненным валом прокатиться по всему Приднепровью…

— Правильно говоришь, Артем: уходим, чтобы возвратиться! — подтвердил комиссар.

— Согласен с вами, друзья, перед дорогой нам действительно необходимо хлопнуть дверью. И громко хлопнуть! Надеюсь, что если одновременно совершить налет на малинские пристанционные склады, разгромить стаю «пугачей», устроить несколько диверсий на железных дорогах, это произведет надлежащий эффект. Что же касается того, чтобы учинять такой тарарам одновременно с началом рейда… Как хотите, но этот вариант таит в, себе целую кучу неожиданностей, накладок, путаницы. Нет, мы не станем одновременно гоняться за семью зайцами. Мы подстрелим их по очереди! Итак, выступаем не сегодня вечером, а завтра ночью. Или, может, есть еще какие-нибудь возражения? Возражений не было.

— Тогда, Даниил, готовь приказ о выходе в рейд, я займусь формированием диверсионных групп, а Витольд Станиславович пускай отдохнет часок-другой и готовит петлю для «пугачей»…

Из командирской палатки Ксендз в самом деле вышел с твердым намерением малость вздремнуть перед поездкой в местечко Базар. Но неожиданно увидел сгорбленного Олеся Химчука, который сидел на каком-то пеньке у входа в его пещеру. Ксендз нисколько не сомневался, что именно пригнало сюда парня в такую рань, поэтому пригласил в свою слепую обитель.

— Нам с вами страшно повезло, Олесь! Несмотря на всю сложность, предложенная вами операция все же состоится. Так что поздравляю!

— И на когда же она назначена? — волнуясь, прошептал Олесь.

— На завтрашнее утро. Но уже сегодня после полудня мы должны встретиться возле переправы через речку Звиздаль с главным «пугачом». Так что готовься!

Олесь уже давно был готов к поединку с Тархановым.

— Коррективы в предыдущий план внесены значительные?

— Практически никаких. Самое существенное изменение: вы не везете Тарханову никакого пакета с директивами. Нашему радисту удалось не только перехватить их радиодонесение в Киев, но и установить с ними связь. Следовательно, достоверность ваших полномочий будет подтверждена в следующий сеанс радиоигры. И это очень важно! А что касается словаков, маршрута перехода «пугачей» и места нашей засады — все остается в силе. Вы довольны?

— О чем вы спрашиваете, Витольд Станиславович! — всплеснул ладонями Олесь. — Я ведь так истосковался по настоящей работе, так изболелся душой… Не знаю, как и благодарить вас.

— Благодарить не надо. Давайте лучше отдохнем немного перед дорогой. Потому что вряд ли скоро придется поспать…

XXVII

Километры, километры… Сколько их, пыльных и тревожных, уже прошуршало под колесами «опеля»?

Слегка одурманенный непрерывной качкой, Олесь сонливо созерцал окрестные пейзажи, которые размеренно плыли и плыли нескончаемой лентой за окном. Грустновато притаившиеся могучие боры, молчаливо возвышавшиеся в голубой задумчивости по обочинам ухабистого проселка, сменялись березовыми дубравами, уже подсвеченными осенним багрянцем, за широкими болотистыми полянами с чахлыми перелесками выныривали из-за холмов полосы дичающих желтовато-песчанистых полей, где-то вдали отороченных подсиненными мглой стенками лесов. Роскошный караван красок, тишины, приволья! Мысленно Олесь беспощадно бранил себя за то, что, живя у порога этого очаровательного царства чистоты и нетронутости, ни разу не удосужился в мирные дни выбраться сюда, чтобы налюбоваться неповторимой красотой.

— Скоро прибудем к месту встречи с Пугачом, — присмотревшись к разостланной на руле топографической карте, объявил зловеще-хищный с виду Ксендз, сидевший в перепоясанном эсэсовском мундире, и тут же предложил: — Давайте, Олесь, сделаем еще один прогон легенды. Повторение, как мудро говорят русские, мать учения…

— Витольд Станиславович, а может, довольно? — произнес Олесь умоляюще. — Дважды ж прогоняли и основной и запасной варианты. На всю жизнь я их, как таблицу умножения, усвоил. Да и впервой ли мне?..

Ксендз настаивать не стал, но предостерег: