Белый морок. Голубой берег - [352]

— Все ясно: Покраш! — решительно заявил Ляшенко.

— Ясно, да не очень, — покачал головою Ксендз. — Лично я не могу представить, как он мог передавать в Киев эти радиограммы, если никуда и на пять минут отсюда не отлучался…

— Слишком неопровержимое алиби — самое сомнительное алиби. Не так ли?

— Весь нынешний день я провел в учебной команде. Побеседовал, считай, со всеми новичками. И вот что выяснилось: кроме одной девушки, никто из них не знает Покраша. Да и у этой девушки сведения о нем слишком мизерные. Знает лишь, что он из примаков, на их хуторе появился, кажется, этим летом… Конечно, это мало о чем говорит, но… Варивон опросил всех, кто был этой ночью на посту, и установил, что только Покраш с Петром Зарубой прибежали в лагерь на рассвете за Клавой. Как видите, и там Покраш, и тут Покраш. Его нужно задержать и допросить.

— Опоздал, Артем, со своим предложением. Мы еще в обед его задержали, схватив, так сказать, на горячем. А вот допрашивать нужно сейчас. Витольд Станиславович прав: у него, наверное, есть здесь помощники. Иначе как бы могли попасть в Киев эти радиограммы?

Позвали Довгаля и велели привести задержанного. Тот раскрыл настежь двери, чтобы в сени падал свет, отодвинул в угол кадушку, которая прикрывала вход в погреб, засветил фонарь и неторопливо опустился в погреб. А уже через минуту пробкой вылетел оттуда.

— Все! Нет больше Покраша, — выпалил он растерянно. — Руки на себя наложил…

— То есть как наложил?! Он ведь был связан…

— Умудрился, гад, и связанный преставиться. Окунулся головой в кадушку и захлебнулся в прошлогоднем рассоле…

Нахмурился, насупил брови Артем, досадуя, что не уберегли они такого ценного фрукта. А вот Ксендза не опечалила эта весть. Он только рукой махнул:

— Туда ему и дорога: уволил нас от грязной работы. А вас, Матвей… Я просил бы вас вместе с Федей взобраться на чердак, обшарить там все закутки, перетряхнуть все до последней нитки и собрать все вещи Покраша. Надеюсь, там будут интересные находки.

Прихватив фонарики, Довгаль с Масютой взобрались по лестнице на чердак. А командиры снова засели за документы. Но не успел Ксендз перевести и полтора десятка страниц, как с чердака скатился Федько:

— Нашли! Какой-то тяжеленный чемоданище нашли. Был спрятан в лежне…

Через минуту в светлицу вступил Матвей с неказистым на вид чемоданом и передал его Артему. Тот положил ношу на стол, открыл крышку, и все вдруг увидели, что внутри находится портативная переносная рация с батареей, сборной антенной, наушниками, кодом.

— Вот так находка! Только когда и как он смог перенести ее на чердак? Ведь тут всегда полно людей… — терялся в догадках Данило.

— Какое это имеет теперь значение? — проговорил Артем сердито. — Главное, что вражеский агент не только незаметно проник в нашу среду, но и наладил радиопередачи, в сущности, из нашего штаба. Позор! Я просто удивляюсь, как нас здесь до сих пор, будто цыплят, фашисты не передушили.

— Моя вина, — сказал после продолжительной паузы Ляшенко. — Я дал согласие оставить этого оборотня при Аристархе. И разрешил ему поселиться на чердаке… Но сейчас я не собираюсь посыпать себе голову пеплом, сейчас нужно действовать. И прежде всего — покинуть этот двор и перебраться в лагерь.

— Давно пора! Послушай, Матвей, передай своим хлопцам, чтобы собирали свои пожитки. Скоро отправляемся в путь. Не далее как через полчаса.

Но не отправились они к Змиеву валу ни через полчаса, ни через час. Потому что вскоре после этого разговора возвратился со своей группой Колодяжный из Бантышей. Вошел в хату, застыл у порога и окинул присутствующих суровым взглядом исподлобья.

— И долго будешь нас вот так гипнотизировать? — спросил Артем.

— А что я должен делать? Нечего мне докладывать. Потому что нет больше ни Бантышей, ни госпиталя. Вообще там никого и ничего нет…

В светлицу вошли широкоплечий, заросший до самых глаз густой щетиной Давид Борухович и стройный, светлолицый бортрадист Парменов, державший на повязке под грудью правую руку. Именно от них присутствующие и узнали о трагедии, разыгравшейся в Бантышах прошлой ночью.

В предвечерье в село нагрянули эсэсовцы, согнали всех жителей, не исключая ни старого, ни малого, в помещение колхозного клуба, позабивали досками окна и двери, облили стены керосином и подожгли. А потом и по селу пустили красного петуха.

— Все пошло прахом. Никого и ничего в Бантышах не осталось. Мы вот с бортрадистом просто чудом уцелели в этом аду. Софья успела спрятать нас в яму для картофеля посреди грядки. Ну а сама с дитятей и Григором… Все, все пошло прахом! — закончил свою печальную повесть добродушный великан Давид.

Из присутствующих хотя бы кто-нибудь пошевельнулся. Пораженные услышанным, командиры смотрели в пол и молчали.

— Что ж, и это преступление мы запомним, — наконец подал голос Артем. — И в свое время отплатим за него сторицей!

Колодяжный с Боруховичем и Парменовым пошли перекусить с дороги, а трое командиров остались наедине с тяжелыми думами. Ни для кого из них не было секретом, что для отряда наступила пора самых трудных, самых суровых испытаний — фашисты на всех направлениях перешли в наступление и уже неумолимо начали затягивать петлю. Понимали партизаны и то, что на этот раз за Змиевым валом им не удастся пересидеть. Сам ход событий подсказывал: нужно действовать решительно и немедленно, чтобы разорвать эту петлю, пока она еще не такая тугая. Но что именно нужно делать? Как перехитрить гитлеровцев?..