Белый морок. Голубой берег - [323]

Несколько дней назад Ксендз направил в Иванков ударную группу своих подручных и сегодня уже имел первые донесения. Какой-то особенной информации в них, правда, не было, кроме разве сообщения, что в городке обнаружен совсем недавно прибывший на постой эскадрон казаков. Возможно, это событие и не привлекло бы его внимания, если бы свои люди не сообщали из Бородянки, Макарова, Бышева, Брусилова, Розважева, что и там появились эскадроны казаков под командованием немецких офицеров. Ксендз сразу же понял — фашисты готовят глобальную антипартизанскую операцию. Сначала они нашпиговали окрестные лесные массивы «грибниками», «базарниками», «собирателями дров», «беглецами из лагерей», чтобы с их помощью нащупать место пребывания партизан, а когда приблизительно определили бассейн их базирования, потихоньку начали окружать его гарнизонами маневренных казачьих подразделений. При других обстоятельствах Ксендз немедленно направил бы своих лучших разведчиков в Бородянку, Макаров, Бышев, Брусилов, Розважев, чтобы точно установить, кто эти казаки, откуда и с какой целью прибыли в район. Только сегодня все его помыслы поглотило другое, пусть и не более сложное, но интригующее и загадочное дело: на Киевщине появился не то кавалерийский рейдовый отряд, не то усиленный конной группой авангард партизанского соединения генерала Калашника. Ровно неделю назад местные патриоты в Бобрице впервые сообщили о налете неизвестных партизан средь бела дня на их село. Затем подобные сообщения поступили из Загорья, Малютинца. Как ни странно, но Ксендз на первых порах не придал этим донесениям особого значения, считая не очень разумными действия местных антифашистов. Но когда «почтальоны» отряда начали буквально каждую ночь приносить известия о стремительном рейде по пригородным селам дерзких смельчаков, он насторожился. Однако никто из его многочисленных помощников не мог с уверенностью сказать, кто эти люди, откуда они взялись под Киевом, куда путь держат. Доподлинно было известно только то, что загадочные партизаны повсюду разгоняют оккупационные власти, созывают митинги, кое-где совершают публичные суды над фашистскими приспешниками, уничтожают книги учета податей, раздают населению советские листовки.

«Кто же они, эти отчаянные люди? Зачем поднимают такой шум в этом крае?» — вот уж который день ни на минуту не покидала Витольда Станиславовича мысль.

С нею он возвратился в свою пещеру. С нею присел к столу, на котором лежал ворох измятых бумажек разного формата, скрепленных суровой ниткой. Это были собранные за неделю донесения, в которых сообщалось о рейде загадочной кавалерийской группы. Ксендз механически начал перелистывать записки, перед глазами у него замелькали знакомые названия сел — Кожуховка, Даниловка, Липовый Скиток, Жорновка, Новоселки, Монастырище… Достал из планшета топографическую карту, отыскал на ней и соединил между собой жирной линией все населенные пункты, в которых уже побывали партизаны. Вышла резкая ломаная линия, похожая на след маятника, который аритмично раскачивался в разные стороны. По маршруту трудно — более того, даже невозможно — было догадаться о цели такого странного рейда. Кавгруппа так круто меняла направление движения, что создавалось впечатление, будто она прочесывает местность. Удивляло Ксендза и то, что партизаны почему-то выдавали себя за авангард соединения генерала Калашника, нигде не совершали крупных диверсий, а ограничивались речами да митингами, ни в одном из сел дважды не бывали, не брали в свои ряды добровольцев.

Чем дольше он размышлял над всем этим, тем больше склонялся к мысли, что следует без малейших промедлений выслать поисковую группу для налаживания связи с рейдирующим подразделением народных мстителей. Чем черт не шутит, а вдруг это посланцы партизанских соединений, базирующихся в Брянских лесах. Или, может, парашютисты (о них принес в отряд весть Артем после беседы с товарищем Пироговским), заброшенные в междуречье Днепра и Десны Центральным штабом партизанского движения для объединения антифашистских сил в борьбе с оккупантами? Разве не может быть такого, что кто-нибудь из их гонцов все же пробрался через линию фронта, доложил в Москве кому нужно о киевском отряде и теперь вот возвращается с таким грохотом обратно? Вполне даже может быть!

Эта мысль была настолько заманчивой, Витольду Станиславовичу так хотелось в нее верить, что он оставил все срочные дела и, спрятав бумаги, торопливо направился на Семенютин двор за Гатью, чтобы поделиться своим намерением с командирами. Время было позднее, и он не знал, застанет ли там Артема. Но, к превеликому своему удивлению, застал в Семенютиной хате даже тех, кому давно уже надлежало быть на отдаленных сторожевых постах. Хлопцы явно чувствовали себя именинниками, так и сверкали улыбками, многозначительно посматривая друг на друга. «Что здесь произошло?» — терялся в догадках Ксендз, направляясь к крыльцу.

Как вскоре выяснилось, причиной общего подъема был неожиданный приход Ивана Ивановича Соснина. Вообще-то он раз в неделю непременно навещал своего пациента, но о дне приезда сообщал заблаговременно, чтобы Варивон мог выслать в одно из прималинских сел или хуторов подводу. Но на этот раз Соснин прибыл не к раненому. Нарушив все законы конспирации, не предупредив никого о своем визите, он всю ночь шел пешком по бездорожью, чтобы поделиться с новыми друзьями такими вестями, от которых расцветали радуги в глазах и в бешеный пляс пускалось сердце.