Белый морок. Голубой берег - [322]

— Но разве же это такое сложное дело — оставаться некоторое время в лагере? — впервые за время всех их встреч улыбнулся «родич». — Я легко перехитрил бы вас. Ну, скажем, ногу сломал или руку тяжело ранил… С кем такое не случается?

Ксендз лишь головой покачал: нет, этот «родич» явно не последний проходимец в бандитской семейке «Виртшафта»!

— А что означает на вашем жаргоне «обед»?

— Это своего рода пароль. Капитан Петерс дает понять, что наша встреча с «извозчиком» должна состояться во время обеда…

Ксендз не очень поверил этому объяснению, однако, поскольку не мог сейчас проверить, правду говорит Квачило или врет, оставил разговор.

— Как вы думаете, когда «извозчик» может здесь появиться? — спросил он после длительной паузы.

— Да он и сам этого знать не может. Когда удастся, тогда и появится.

— А может такое быть, что он уже в отряде?

— Все может быть.

— Так как же вы его здесь встретите, если не сможете узнать?

— Мне нет ни малейшей необходимости его узнавать. Это он должен меня узнать…

— Что вы будете отвечать своим хозяевам? Кстати, не забудьте им напомнить о Настусе.

Квачило неопределенно пожал плечами и бросил пренебрежительно:

— Нечего мне им писать сейчас. Мое дело тихонько сидеть и ждать «извозчика». А лишнее напоминание о Настусе может их только насторожить…

Мысленно Ксендз согласился с Квачило: лишнее напоминание, безусловно, насторожит эсэсовцев. Они и не подумают освобождать девушку, пока не получат от «извозчика» донесения о встрече с «родичем» в партизанском лагере. А как устроить им эту встречу, чтобы «извозчик» ничего не заподозрил? Как выявить его канал связи с «Виртшафтом»? Как вынудить его немедленно приступить к работе на нас?.. Гудит, идет кругом голова от невеселых мыслей у Витольда Станиславовича. И огорчительнее всего, что не у кого ему спросить совета. К операции с «родичем» все командиры с самого начала отнеслись отрицательно и лишь из уважения к нему, Ксендзу, дали свое согласие. Следовательно, теперь он сам должен расхлебывать кашу, которую заварил.

«Готовьте обед для извозчика… Передо мной поставлена задача непременно встретить «извозчика» в лагере… Наша встреча должна произойти, во время обеда… Я легко перехитрил бы вас. Ногу, скажем, сломал бы или…» — будто кадры киноленты, проносились в его памяти чужие фразы, чужие мысли, из которых он стремился сделать единственно правильный вывод. Вот он поднял на Квачило прояснившиеся, наполненные радостью глаза и сказал многозначительно:

— Что ж, вы имеете возможность и «обед» для «извозчика» приготовить, и встретить его в лагере…

Потом выглянул за дверь, бросил дежурному:

— Немедленно врача ко мне! И товарища Варивона попрошу!

Первой не вошла в пещеру, а влетела крайне удивленная вызовом Клава.

— Необычную просьбу имею к вам, доктор, — Ксендз не дал ей слова сказать. — Можете взять в гипс всю ногу вот этому пациенту? Ему, видите ли, крайне необходимо примерно с недельку на кухне неотлучно потрудиться, а поскольку здоровому человеку не к лицу там ошиваться, так сделайте его для отвода глаз временным инвалидом.

Клава попыталась было возмутиться, но Ксендз не очень деликатно прервал ее:

— Если хотите, это — приказ, доктор. И вы обязаны выполнить его самым добросовестным образом и без проволочек! Ясно? Тогда ведите в госпиталь пациента и приступайте к работе.

Следом за Квачило выбрался на свежий воздух и Витольд Станиславович. У входа его уже ждал вечно чем-то озабоченный комендант лагеря. Он сделал шаг навстречу, но ни о чем не спросил.

— Вот какое дело, уважаемый. Видите этого типа, который побрел за Клавой? Присмотритесь внимательно и запомните. Отныне он должен неотлучно находиться на кухне. Перед этим Клава загипсует ему ногу, чтобы он случайно не удрал, и пускай заступает в наряд. Вы, конечно, дайте ему какую-нибудь работу, чтобы он зря харчи не ел, и не спускайте с него глаз ни днем ни ночью.

— Приманка, значит, для кого-то? — сразу же обо всем догадался Варивон.

— Да, нам нужно установить, кто выйдет с ним на связь. Во что бы то ни стало!

— Что ж, сделаем, как приказано!

Ксендз в этом нисколько и не сомневался. В отряде давно уже знали: все, за что только берется Варивон, будет сделано своевременно и добротно. Поэтому он, чтобы размять мышцы, прошелся вдоль Змиева вала, над которым уже успел затихнуть утренний лагерный клекот, а потом с легким сердцем возвратился в свою пещеру, имея твердое намерение заняться неотложными делами. Только с чего же начинать?

Всегда в таких случаях он непременно принимался за самое главное. А самым главным сейчас, бесспорно, была подготовка к боевой операции «Волосожар». О свершении этой операции Ксендз мечтал давно, обдумывал тайком разные ее варианты, но только после возвращения Артема с хутора Стасюка, где у того состоялась продолжительная беседа с руководителем киевского подполья, отряд начал тщательно готовиться к молниеносному рейду под Иванков. Там еще со средины лета развернулось строительство нового большого моста через Тетерев, для чего из Киева и Чернобыля согнали свыше шестисот советских военнопленных. План операции заключался в том, чтобы не только сорвать строительство, уничтожить склады стройматериалов, но (и это самое главное!) освободить узников, вывести их в леса и создать из числа добровольцев новый партизанский отряд. Разумеется, подготовка к такому рейду — дело непростое, от всех в отряде оно требовало предельного напряжения сил, но первую скрипку, конечно, играли разведчики. От того, какой они соберут «урожай» на месте будущего сражения, в конечном счете зависел успех или неуспех операции.