Белый лоцман - [12]

Перед ним блестел океан, испестренный темными тенями облаков и их белыми отражениями. Лишь небо и вода… и покой! Столько покоя!

Но он знал — обманчивого покоя!

Внизу, под сверкающим солнечными искрами покрывалом, под его атласными складками, кипела жизнь — эта бесконечная драма, — жизнь, зачатая миллионы лет назад и обреченная на гибель через миллиарды лет, когда холод межзвездной пустыни закует в лед затерявшуюся в бесконечности Землю. Вдруг человек вскочил, впиваясь глазами в волны. Среди пенистых брызг прибоя мелькнуло что-то белое, оно двигалось лениво, как будто устало, но непрерывно двигалось, пытаясь приблизиться к берегу.

Человек сбежал вниз по влажным, покрытым бледно-зелеными водорослями скалистым ступеням и прыгнул в лодку, прежде чем набегавшая волна успела окатить его. Он взялся за весла. Острый киль разрезал воду, словно она была шелком, но только очень тяжелым, плотным и блестящим шелком. Лодка то поднималась, то плавно опускалась обратно на подступающие округлые волны, которые с мягким гулом плескались о ее деревянное днище.

В светящейся под солнцем воде носились, подобно пылинкам в солнечном снопу, красные пылинки планктона, этого странного, неизмеримого мира микроорганизмов — основы жизни в океане, этой чудодейственной, неисчерпаемой пищи его маленьких обитателей — этих несчастных маленьких существ, предназначенных жестоким законом природы утолять голод более крупных хищников. Вот и странное белое существо!

Да ведь это дельфин, тяжело раненный белый дельфин. А следом за ним бороздит воду острый плавник акулы. Но у дельфина уже нет сил бороться, он несомненно погибнет!

Белый поднял на человека глаза, и в этом меркнущем взгляде был такой ужас и такая мука, что тому невольно сдавило горло. Почти человеческая боль! И как будто слезы… или это только ему показалось…

Он взмахнул веслом и со всей силой обрушил его на голубую спину хищницы. Та отскочила в сторону, но потом снова пустилась за раненым, туда, откуда возбуждающе пахло кровью.

Человек решал недолго. Он достал веревку, перевесился через борт и, привязав дельфина за хвост, потащил его к берегу. Иногда, когда акула подплывала слишком близко, он останавливался и снова взмахивал веслом.

А дельфин, совсем обессилевший, беспомощный, покорно плыл следом за лодкой хвостом вперед. Лишь в глазах его, устремленных на оскаленную морду акулы, рос ужас.

6

Рассветало. Тихое, необычно тихое утро в океане. Едва слышно плескались о прибрежные скалы волны. Сверкало озарённое огненным сиянием небо. Пламенел океан, искрясь, словно раздуваемый жар. На западе незаметно бледнел тонкий серп луны, как бы растворяясь в победоносно шествующей заре. И вот, сквозь туманную дымку дали, выплыло солнце — бледно-алое, легкое, воздушное, и оросило золотым дождем море, скалы и белых птиц, которые потягивались после сна в своих гнездах.

В маленьком, похожем на фьорд заливчике, между расщелинами скал лежал белый дельфин, обессилевший от огромной потери крови, истощенный, неподвижный и лишь время от времени подрагивал хвостом, чтобы поднять голову и набрать воздуха. Рана перестала кровоточить и уже не так болела, но в ушах все еще звенело, словно выл налетающий тайфун. Его сотрясала холодная дрожь, а в розовых глазах были и удивление, и усталость, и страх.

Зачем его заперли тут? Что ожидает его? Там, где залив соединялся с морем узким; протоком, человек навалил несколько коралловых обломков, чтобы предохранить пленника от акулы, которая продолжала метаться взад и вперед перед заливом с присущим ей диким упорством.

Белый то просыпался и, уловив всплескивания караулящего врага, содрогался от ужаса, то снова уносился в свои кошмарные сны… Оскаленные челюсти, щупальца головоногих, кровавая пена, кровь, кровь, кровь — отовсюду, а он сам, раненный, беспомощный, такой одинокий… В сущности вся его жизнь была лишь кровавой борьбой и только борьбой. Всегда окруженный врагами — и ни минуты покоя. Ни минуты. Был бы у него товарищ, хотя бы один, который бы бодрствовал, когда он спит. А как хорошо было когда-то около того большого глянцевито-черного существа, того доброго существа, которое защищало его от всех, но, увы, однажды не вернулось к нему…

Ночной мрак рассеивался. В зеленоватых сумерках уже просвечивалось неглубокое дно — ровная скалистая площадка, обросшая кораллами и усыпанная, будто галькой, мидиями. А в самых глубоких местах виднелись пучки морского салата, нежного, ярко-зеленого. Две морские звезды подрались, не желая делить пойманную добычу. Белый, словно сквозь туман, видел, как они впиваются друг в друга глазами, находящимися на кончиках лучей, на каждом луче — по одному глазу, как бросаются в яростную атаку и как также стремительно отскакивают друг от друга. Под ними лежала полуоткрытая мидия — жемчужница — причина раздора.

Вдруг Белый встрепенулся. Из-за коралловых обломков перед заливом высунулась какая-то толстая змея. Но нет, это была не змея. Дельфин увидел два ряда белых присосков. Вот вытянулось первое, за ним второе щупальце, согнулись, проползли немного вперед, потом третье, четвертое, а за ними показалась и зеленая спина старого осьминога. Глаза его, выпуклые, немигающие, смотрели свирепо. По толстому мешку, который волочился за восемью его руками, пробегали фиолетовые полосы. А где-то в страшной дыре среди вытянутых щупалец яростно щелкал острый клюв.